Сегодня ночь тридцатого апреля.
Ночь полнолуния. Вальпургиева ночь.
На шабаш ведьмы на метле летели.
Ко мне летели, чтобы мне помочь.
Обрывки туч укутали Москву
В изодранную ведьминскую шаль.
В том месте, где просвечивал лоскут,
Луна тускнела – ржавая медаль.
Я сквозь решетку вижу три звезды
И край луны обкусанный, щербатый…
А помнишь, ***, как в письме когда-то.
Что я «мистичен», написала ты…
Ты помнишь трижды проклятую зиму,
Ту, после Питера, и тот Кремлевский храм.
Глаза – в глаза старинным образам,
Рука в руке… Кошмар необратимый…
И я тогда не продал, – я отдал
И душу, и себя, и все на свете
За то, чтоб я тебя не потерял.
За то, чтоб и в аду мы были вместе.
Я молча клялся оплатить собой
Мгновенье каждое, твой взгляд, твою улыбку.
И это было счастьем – не ошибкой
Распорядиться так своей судьбой.
Вальпургиева ночь. Ночь колдовская…
И вновь я молча, про себя молюсь.
Остатками души я расплачусь…
С кем? С Богом, с дьяволом?.. Клянусь тебе, не знаю…
Мои сокамерники тихо шелестят –
Я слышу: «У «седого» едет крыша».
А с фотографии – твоя улыбка, взгляд
Глаза – в глаза…
Ты слышишь,
слышишь,
Слышишь?..