Не многие понимают, что этими своими клизмированными воспоминаниями о пухлых горничных и прижимании братьев под скатертью Лев Николаевич не стремился высказаться или воспитать нас. Думаю, ему было начхать на наш духовный рост. Он просто по доброте душевной готовил хлеб для армии экскурсоводов и их профсоюзных подопечных. Не каждый мыслитель способен на излёте жизни изображать из себя дурака только для того, чтобы было что есть и пить людям, обслуживающим его памятник. Это как если бы фараон приказал нарисовать себя на стене гробницы сидящим на горшке «в комнате экономки» ради заботы о бесчисленных поколениях экскурсантов и сопровождающих их гидов.
Конечно, Лев Николаевич был большой даос.
Выступил, как всегда, неуверенно балансируя на грани разоблачения, избиения, восторгов публики, свадьбы и объявления войны.
Специфика моих выступлений понятна. Вначале все любуются моей выправкой и покроем, потом недоумение, зажатые кулаками рты, обмороки, а в финале все ритмично хлопают в ладоши, уже не осознавая, на каком свете все это волшебство с ними происходит. А на трибуне я беснуюсь в искорках раскрошенной мраморной трибуны. И меж кудрей смоляных молнии маленькие бьют.
Потом я пью воду из носика чайника, кося кровавым глазом, а люди, звеня походным снаряжением, грузятся в зелёные составы, торопливо черкая на раздаточном материале конференции письма маманям, папаням, правлениям и всяческим прочим дорогим и любимым.
Сегодня меня зачем-то разбудили и попросили выступить по поводу какой-то очередной необходимости усовершенствования оценок инновационного контента.
Когда не знаешь, что говорить, громко хвали баб! Этот совет бабушки своей Александры Ивановны я блюду свято, всегда и везде. Что можно сказать о Пушкине, чтобы не прибили? Низкий поклон тебе, Надежда Осиповна, до земли! Всегда свежо, никто не пикнет против, три библиотекарши уже в твоём номере дерутся, делят места, старейшая пушкинистка выгибается у шеста, прочие скидываются тебе на букет. Это я к примеру.
Что я мог сказать про оценку перспектив инновационного роста в регионах высокого странового риска? С чего я мог начать?
Естественно, с извержения вулкана Тамбора на острове Сумбара в 1815 году. Это же логично.
Вулкан тогда так качественно рванул, что погибла 71 000 человек. Или 92 000 человек. Или 88 000 сначала, а потом ещё 12 000. Эруптивная колонна – 43 км и в стратосфере. В воздух поднялось столько всего разного, что на всём земном шаре следующий 1816 год был «годом без лета». То есть лета вообще не наступило в 1816 году. В Европе ничего не вызрело, повсюду был «красный туман» – стратосферный сульфатный аэрозоль, по-нашему говоря. Открываете окошко, а туман красный. Закрываете окошко, смотрите на домашних, те смотрят на вас, а у вас в руке Библия.