Жизнь его в Ялте – тоже не провинциальное сидение, царская резиденция в двух шагах, например. Работу после университета в Подмосковье провинциальной жизнью не назовёшь, конечно.
Человек, вложивший в марево русской пригородной, безо́бразной, неспешно текучей жизни каркас, описавший чаи, сады, сонную оторопь, ватные матрасы, душные кусты, пыль, хоры кузнечиков и гарнизонных офицеров, скуку, скуку, бу-бу-бу-бу-бу-бу, носился по жизни стремительно. От Казани до Сахалина, Цейлон, Гонконг, Сингапур, Европа.
Можно ли, читая рассказы Антона Павловича, представить, что автор был на Цейлоне? Я не был – для меня далеко и скучно, а он был. И не было ему далеко и уж тем более скучно на этом самом Цейлоне, вспоминал, что называется, с огромным удовольствием.
И это тоже поражает в нём. У тебя неизлечимая болезнь, ты превращаешься из изумительного здоровяка с румянцем и необузданными потребностями в свою тень, в портрет на школьной стене – трагедия, кровь из горла, кашель, лёгкие разъедает каждый день, каждую секунду. Я бы уже от этого ощущения собственного повседневного разрушения загнулся, просто от представления своего распада. А Антон Павлович – нет, даже не помышлял загибаться. Жил точно, без истерик. Имение купил, школу построил. Расчётливо получая огромные по русским меркам гонорары, пошёл во время эпидемии холеры работать санитарным врачом. Вошёл в список из трёх тысяч самых богатых людей сто с лишним миллионной империи. Всегда был изящно одет, трезв, суров к русскому быту, в долг давать не любил, в Монте-Карло в казино играл, но аккуратно, сухо, постоянно оставался в выигрыше, который всегда называл небольшим.
«Зачем вы купили имение, Антон Павлович?» – «Не надо же будет думать ни о квартирной плате, ни о дровах!..»
Абсолютно британский, абсолютно нерусский ответ.
Я помню из Киплинга совершенно удивительное стихотворение про романтику.
Его знает каждый. В этом стихотворении выступают по очереди попсовые романтические герои и жалуются на то, что романтика умерла.
Ну, «а романтика меж тем водила поезд девять-семь».
Я с ума схожу от этого. Чад, стравленный отработанный пар, кирпичные пакгаузы, скучные перегоны Ливерпуль – Стэтхэм, жар котлов, правь, Британия… Холмс, наконец, с его бесчисленными телеграммами (мне это особо по нраву – телеграмма Уотсону «Захватите револьвер» в пять кварталов расстояния, чем не СМС?).
Романтика для меня – это не паруса над лазурью, а кожаные переплёты купеческих пассе де вариант.
И Киплинг с его громоздкой имперскостью – это не мерная поступь стрелковых линий, а сапёрная муторная шагня, степ бай степ, дружок, степ бай степ.