Я влюбился в неё и влюбился сильно. Но это порождало проблему. Я знал, что Целести это не понравится и в то же время не видел простого пути обсудить это с ней так, чтоб она не почувствовала себя преданной. Она позволила мне (да, разумеется, неохотно, но тем не менее) иметь других любовниц при условии, что я не буду в них влюбляться. Сама она тоже согласилась на это условие. Они с Джейком занимались сексом в моё отсутствие, но она всегда уверяла меня в том, что её сердце принадлежит только мне. Я не знал как объяснить ей, что для меня не обязательно, чтоб она любила меня одного. Я был бы рад, если бы она любила и Джейка. Но она сказала, что этому не бывать и в соответствии с условиями, о которых мы договорились, мне не следовало ни в кого влюбляться. И что я сделал первым делом? Влюбился.
Теперь мне кажется глупым верить в то, что правило может предотвратить чувство. Если бы этот подход работал, мы могли бы решить немало мировых проблем, просто запретив гнев и ревность или объявив вне закона ненависть. Правило не помешало мне влюбиться, оно просто сделало меня плохим, так как я испытывал запрещённое чувство.
В соответствии с моим обычным тогда образом действий, я сообщил о своей новой любви наихудшим способом из всех, которые только можно было бы вообразить. В один из выходных, когда Целести приехала навестить меня, я представил их друг другу. «Это Блоссом!» — сказал я за обедом. «Я помню, мы решили, что мне нельзя влюбляться, но я её люблю!» Мне казалось, что предъявить новости прямо и быстро — хорошая идея. Но оказалось, что эмоционально нагруженные разговоры проходят легче тогда, когда все чувствуют себя в безопасной обстановке.
Блоссом ничуть не понравилась Целести и это чувство было взаимным. После болезненно странной первой встречи Целести отозвала меня в сторону и спросила: «Её? Правда?»
Она никогда не требовала, чтоб я расстался с Блоссом, но мы провели много ужасных ночей, во время которых она то бранила меня за нарушение правил, то спрашивала, что она сделала не так настолько, что мне понадобилось полюбить другую.
— Из всех людей, среди которых ты мог выбирать, почему именно Блоссом? — спросила Целести однажды ночью. — Почему это не могла быть Виллоу?
— Виллоу? Не думаю, что я ей интересен.
— Она предлагала тебе пойти с ней в душ! — гневно воскликнула Целести. — Женщины не делают такого, если не интересуются тобой. Или как насчёт Люси?
— Что насчёт Люси? Я не думаю, что она…
— Вы двое полдня провели на пляже не разнимая рук. Не думаешь ли ты, что это может значить, что ты ей нравишься?