В тиши и покое прошли три недели. Каждый вернулся к своим привычкам. Матален на людях не появлялся и не давал для разговоров ни малейшего повода. Было лишь известно, что он не мешкая вернул долг Коарассу, который, в свою очередь, тоже согласился взять лишь две с половиной тысячи франков, позволив бретеру заработать на этом почти три тысячи.
В субботу четверо американцев собрались у мадам де Блоссак, где несколько соседей вели светскую беседу.
– Баронесса де Мальвирад – сама обходительность, – сказал Ролан. – Она пригласила меня, Мэн-Арди и наших братьев провести несколько осенних дней в ее поместье Бланкфор.
– Надо же! – воскликнула мадам де Женуйяк. – Нас тоже!
– И мадемуазель Филиппину? – спросил Годфруа.
– И ее, и Эрмину.
– А что вы на самом деле думаете об этой баронессе? – вдруг поинтересовался Мэн-Арди.
Его вопрос, казалось, был в первую очередь адресован мадам де Блоссак.
– А что я могу думать, дитя мое? Говорят, что она дама уважаемая и во всех отношениях приятная. Да вы и сами знаете.
– Слишком даже приятная…
– Она не устает питать к нам самое дружеское расположение, ведет себя крайне услужливо и предупредительно.
– Мадам, – продолжал Годфруа, – неужели вы не заметили, с какой ловкостью и назойливостью она пыталась завоевать ваше доверие и стать вхожей в ваш дом?
– Да нет же, мой дорогой Годфруа, – ответствовала мадам де Блоссак, – вы просто начитались романов.
– Ах, мадам! Прошу прощения, но у меня есть свои причины проявлять настойчивость. Вы позволите задать мне еще несколько вопросов?
– Разумеется, друг мой.
– Скажите, а до Революции эта баронесса Мальвирад, имя которой, кстати, в переводе на французский означает «дурное предзнаменование», была известна в Бордо?
– Нет, не думаю. Точнее, не знаю. Как бы там ни было, я о ней никогда не слышала.
– Вот видите.
– Не делайте столь поспешных выводов. Должна признать, что в те времена я мало кого знала в Бордо, потому как была вынуждена проводить все время в поисках защитников для вашего батюшки, моего дядюшки и их друзей.
– Когда я, мадам, попытался навести справки, ни одна живая душа не смогла объяснить мне, откуда взялась эта милая во всех отношениях дама. А если она авантюристка, интриганка?
– Годфруа, дитя мое, – ответила баронесса, – баронесса вхожа в мой дом и считается моей подругой, поэтому вынуждена просить вас говорить о ней в более уважительном тоне.
– Подчиняюсь вашему желанию, мадам, и больше не обмолвлюсь о ней ни единым словом.
– Какая муха укусила вашего друга? – спросила графиня Ролана. – И почему он питает такую неприязнь к этой бедной баронессе?