Она тоже рассмеялась и, склонившись, поцеловала меня в макушку.
– Ты прав. Надеюсь, я буду более утонченной, но, честно говоря, если я засну и проснусь чертовым духом, то сделаю так, что ты будешь выглядеть, словно побывал на Магди Гра[26].
* * *
– Симптомы дали себя знать сразу после того, как мне исполнилось тридцать четыре года, – рассказывала она, когда мы на следующей неделе лежали как-то ночью в постели.
Нервное ощущение первых дней улеглось, и я снова мог получать удовольствие от близости с ней.
– После смерти папы я сдала генетический анализ, а потому знала, что это должно случиться. Я знала также, что это случится рано из-за высокого числа CAG-повторов. Ты помнишь, сколько их у меня?
– Помню, что много.
– Сорок восемь, – произнесла Лайла, и по ее тону становилось ясно, что об этом числе она часто вспоминала на протяжении своей жизни. – Это много, но это не значит, что болезнь Хантингтона будет протекать с большими осложнениями, просто симптомы, скорее всего, проявятся раньше, и болезнь разовьется стремительно. Со мной это приключилось точно по расписанию.
– А с твоим отцом?
– Он был постарше, когда заболел, а бабушка – и того старше. В некоторых случаях течение болезни усугубляется с каждым последующим поколением. Именно поэтому у меня нет детей. На мне все это и закончится.
– Как ты поняла, что заболела?
– У большинства людей сначала проявляются психиатрические симптомы. Часто это необъяснимое возбуждение либо депрессия, но мне кажется, со мной пока все в этом плане в порядке. У меня же начали неметь ступни ног. Я это ощущала и часто выходила из себя. Я читала, что умственный труд смягчает двигательные симптомы, поэтому вместо того, чтобы обратиться к врачу, я начала работать, словно одержимая. Я работала и занималась научными исследованиями. А еще я злилась на весь мир.
– А потом ты вышла на невролога из Мексики?
– Нет, сначала я нашла Линн. Я предприняла то же, что и ты в то утро в больнице: пыталась уговорить ее подсказать мне хоть какую-то возможность исцелиться, – негромко рассмеявшись, сказала Лайла. – Меня терзало безумное подозрение, что существует какой-то прорыв в лечении, но она это от меня скрывает. В клинике у Линн я встретилась с Харуто.
Мы замолчали. Я смахнул волосы, упавшие ей на лицо, и прислушался к шуму океана.
– Хочешь, я тебе о нем расскажу?
Голос ее был тихим. Конечно, я не хотел. Я не хотел ничего знать, но в ее словах звучала такая тоска, такое желание выговориться, что я подавил растущую во мне ревность.
– Конечно.
– Ты мне никогда не рассказывал о своих бывших.