Неожиданно мне пришло в голову, что я сейчас жалуюсь на свое спокойное, не лишенное родительской заботы детство той, кому довелось пожить в семи странах прежде, чем ей исполнилось двенадцать лет. Я замешкался, стараясь сообразить, как смягчить созданное мной впечатление.
– Все было нормально. Ты же понимаешь… Просто так складывалось…
Мы углубились в долину. Уже некоторое время мы вообще не встречали людей. Казалось, вся вселенная уменьшилась до нас двоих, миллиона птиц наверху и неизвестных животных, шелестящих в кустарнике. Я думал о том, что сказал ей сейчас, обо всех личных страхах и комплексах, о которых прежде никому не рассказывал. Возможно, я и самому себе никогда в этом не отваживался признаться. Я вдруг вспомнил, как лежал рядом с первой своей подружкой. Я тяжело дышал, боясь открыть глаза и увидеть разочарование на ее лице.
– Мне кажется, все имеет свои хорошие и плохие стороны, все, даже если то, что случается с тобой в жизни, кажется только хорошим или только плохим, – тихо произнесла Лайла.
Я наконец взглянул на нее. Выражение ее лица было задумчивым. Сочувствие вместо презрения. Я вздохнул с облегчением.
– То, как мы кочевали, подобно цыганам, в детстве казалось мне забавным, хотя я не могла получить ни нормального образования, ни представления о нормальности. То же в определенном смысле относится к твоей семье, Каллум. Хотя твоя жизнь была хороша и стабильна, хотя родные тебя любили, ты чувствовал себя ужасно одиноким, будучи пятым колесом в семье. Тебе не следует притворяться, что это не так.
– Мне нравится с тобой разговаривать, – выпалил я, возможно, придавая слишком большое значение тем нелепым подростковым переживаниям.
Лайла до сих пор держала меня под руку. Она прислонилась щекой к моему плечу, но тотчас же отстранилась. Это был странный жест, напомнивший мне о том, как Лайла сегодня рано утром взирала на долину и дышала полной грудью.
– Мне тоже нравится с тобой говорить, – сказала она через некоторое время, потом переместилась и встала, опершись спиной мне на грудь.
Я обнял ее за талию и уткнулся подбородком в ее макушку. Вместе мы любовались водопадом.
* * *
К Гигантской лестнице мы добрались ближе к вечеру. Я едва ли не полностью исчерпал объем карты памяти своего фотоаппарата. Вода у нас почти кончилась. Бедра мои горели огнем еще до того, как мы стали подниматься. Поход занял практически весь день, но Лайла отказалась даже обсуждать возможность вернуться назад на поезде.
– Так будет нечестно! – запротестовала она, когда я ей это предложил.
Я был в приподнятом настроении, но одновременно чувствовал себя ужасно уставшим. Лайла утомилась не меньше меня, хотя я видел, что она не готова это признать. По дороге назад она несколько раз споткнулась, шагая по тропинке. Хотя Лайла до сих пор улыбалась, словно набедокуривший сорванец, я видел усталость на ее лице.