– Я позову Шеймуса.
Он встал, но она схватила его за руку.
– Нет, пожалуйста. Просто останься со мной. Прошу тебя. – Тесс на миг закрыла глаза и откинулась на подушку. – Уже проходит.
Джеймс взглянул через дверь и увидел затылок Шеймуса и его руку, продолжавшую перекладывать еду из тарелки в рот. Когда он снова перевел глаза на Тесс, оказалось, что она наблюдает за ним. В ее глазах показались слезы, отчего они заблестели и стали похожи на громадные зеленые изумруды.
– Прости меня, – прошептала она.
Грудь Джеймса обожгло огнем.
Она потянулась и сжала его руку.
– Прости, что оставляю тебя. – Голос ее надломился. – Простишь?
– Не говорите так…
Он сжал кулаки, впившись ногтями в ладони, чтобы хоть как-то остановить растекавшийся по телу огонь.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что пообещал, – прошептала Тесс.
Джеймс отвернулся и стиснул зубы, но она взяла его за подбородок и заставила смотреть на себя.
– Пообещай мне помнить, что ты был любим. Что ты любим и сейчас. И будешь любим всегда.
Слезинка, сорвавшись из уголка глаза, упала ему на щеку и обожгла ее. Джеймс вытер ее и слабо улыбнулся.
– А теперь… – Она снова откинулась на подушку и, похлопав его по руке, закрыла глаза. – Почитай мне.
Превозмогая пылающий жар, он открыл книгу, которая в его онемевшей руке вдруг стала такой тяжелой, что Джеймс едва мог ее удержать. Он начал читать строчку за строчкой, не узнавая собственный дрожащий голос:
Я сделал для себя открытье,
Что счастье – это не событье…
Ногти Тесс впились ему в руку, тело ее выгнулось.
Что на земле любой восторг
Всегда с судьбой вступает в торг…
Ее рука ослабела и безвольно легла рядом с его рукой. Взгляд Джеймса скользнул в конец стихотворения, хотя буквы уже расплывались перед глазами. Задыхаясь, он прочитал:
Чем настоящее мрачнее,
Тем дух надеждою сильнее…
Ее рука соскользнула и свесилась с кровати.
Тем загорается светлее,
Предчувствуя рассвет…
Джеймс закрыл книгу. Теперь в комнате слышалось только его дыхание. Он встал, не глядя на Тесс, – в этом не было необходимости.
Он остановился в дверях. Сидящий за столом Шеймус обернулся. Его тарелка была пуста, и он отодвинул ее на середину стола, ожидая, что кто-то ее уберет. Сейчас он сидел и тер промасленной тряпкой проржавевшую шестеренку. Он мельком взглянул на Джеймса и вернулся к своему занятию.
И вдруг замер. Его рука застыла над ржавой железкой, голова не сдвинулась с места, но лицо обмякло, губы задрожали. В одно мгновение сосредоточенность на нем сменилась выражением смертельной муки. Шестеренка выскользнула из рук, звякнув, упала на пол, покатилась, закружилась и в итоге свалилась набок. Шеймус с трудом поднялся, опрокинув стул, который упал с глухим стуком. Отодвинув Джеймса в сторону, он прошел в спальню.