В последнюю неделю октября до ужина светило солнце, а потом до завтрака шел дождь. Ботинки по утрам оказывались по щиколотку в красной грязи и к полудню покрывались твердой коркой. Под тяжестью дождевых капель пшеница клонилась к земле, изгибаясь, как ветки плакучей ивы, а затем медленно выпрямлялась под солнцем. Порой казалось, что это происходит прямо на глазах.
В последний день месяца дождь начался рано и успел промочить стебли настолько, что серп только мял их, не в состоянии скосить. Тем не менее Шеймус продолжал продвигаться по обвисшим рядам, упрямо рубя пшеницу и ругаясь. Но дождь продолжал лить так сильно, что капли отскакивали от грязи и казалось, что дождь идет и с неба, и от земли одновременно. Лошадь с громким чавканьем вытаскивала копыта из раскисшей жижи, и колеса телеги вязли на каждом шагу.
– Все, забудь об этом, Джеймс! – наконец крикнул Шеймус. Лицо его было мокрым. – Грязь слишком глубокая. На сегодня хватит!
Джеймс снял сбрую и повел лошадь в сарай. По центральной складке его шляпы лилась вода, одежда была мокрой даже под плащом, дождь капал за воротник. На веранде он скинул с ног ботинки, бросил сверху плащ и шляпу и, отряхивая воду с волос, направился в дом.
– Ш-ш-ш…
Шеймус приложил палец к губам и кивнул в сторону Тесс, которая спала на кровати в соседней комнате. Они молча сели за стол друг напротив друга и принялись доедать тушеное мясо – оба слишком устали, чтобы разогревать его.
Кровать заскрипела, и Тесс села. Лицо ее было искажено от боли, в запавших щеках прятались тени. Шеймус отвернулся и проглотил кусок баранины, не жуя.
– Джеймс… – Тесс попыталась откашляться. – Посидишь со мной? Почитай мне немножко.
Шеймус мрачно посмотрел на него, рот его скривился:
– Ты слышал, что она сказала?
И он вилкой раздавил картофелину у себя на тарелке.
Джеймс сел на стул с плетеным сиденьем и взял с ночного столика толстый том Эмили Бронте. Тесс прилегла на тонкую подушку и натянула до подбородка лоскутное одеяло, в складках которого казалась совсем маленькой. Только ее черные волосы и зеленые глаза выделялись на фоне бледной кожи, тогда как все остальное, казалось, увяло.
– Прочитай мне стихотворение, в котором сказано про то, как хороша земля, – устало попросила она. – Ты знаешь, что я имею в виду?
– «Как для тебя еще полны земного счастья тайники»?[5] – спросил он.
– Да! Именно его. – От нескольких произнесенных слов ее грудь начала судорожно вздыматься, дыхание участилось. Тесс откинулась назад и тихо добавила: – Пожалуйста.
Джеймс читал слова из черных букв на полупрозрачной бумаге и краем глаза видел, что Тесс корчится от боли.