Ган подождал, пока теплый воздух замкнутого пространства палатки проникнет в мозг и немного смягчит его. Он может пойти в управление. И рассказать о приближающейся забастовке. Сдать всю их братию. Ган печально покачал головой: «Но эти управленцы… этот Хэррингтон… вся эта чванливая братия… Они пойдут в полицию. Или же решат бороться с рабочими самостоятельно. Они все равно устроят свою вечеринку. Рабочие для них – как червяки. А богатый человек с полицейскими за спиной не станет бояться червяков».
Ган поднялся. Сунув в карман остатки денег, он выбрался из палатки и тяжело вздохнул перед лицом неизбежного. Решение было принято.
В городе Ган перешел улицу к почтовому отделению и увидел расположившихся перед ним мужчин, которых слышал за завтраком. Они вглядывались в прохожих и прислушивались к разговорам. Ган повернулся к ним спиной, собираясь с мыслями. Перед конторой курьеров стояли три потрепанных велосипеда. В углу в ожидании заказа примостился долговязый парнишка-посыльный. Чтобы добраться до поместья Хэррингтона, велосипедисту понадобится полдня, прикинул Ган. К тому же мальчишкам доверять нельзя: языками они болтают не хуже, чем крутят педали. Он перевел взгляд на старый пикап без крыши. На переднем сиденье, высунув ноги в окно, спал чернокожий мужчина. Босые подошвы его были вымазаны в грязи. Лицо накрыто шляпой.
Ган подошел к грузовичку и постучал по тонкой жести капота:
– Это твой грузовик?
– Моего босса, – ответил чернокожий парень, выглядывая из-под шляпы. – Он выпивает в пабе.
– А ты, выходит, управляешь этой штуковиной?
– Да.
– Хочешь заработать пару баксов?
Парень втянул ноги в салон и оперся локтями на приборную доску.
– Знаешь, где Ванйарри-Даунс?
– Да, знаю. У меня там родные живут.
– Сколько времени нужно, чтобы туда доехать?
– Если поспешить? Часа три-четыре.
– Нужно, чтобы ты доставил письмо мистеру Хэррингтону. Это срочно.
Молодой человек рассмеялся, обнажив белые зубы:
– Кто станет слушать какого-то аборигена, босс?
Он был прав.
– Погоди. – Ган покопался в куче мусора возле кооперативного магазина и, найдя там замасленный бумажный пакет, оторвал из него полоску. – Есть у тебя что-нибудь, чем можно было бы писать?
Парень осмотрелся и протянул ему карандаш. Ган подал ему бумагу:
– Тогда пиши.
Вновь блеснула белоснежная улыбка, и парень вернул бумагу обратно:
– Я могу только поставить крестик.
Ган уставился на полоску, потом положил ее на капот и долго теребил карандаш, пытаясь взять его в свои корявые пальцы. В конце концов он зажал его в кулаке и закрыл глаза, пытаясь представить, как выглядит нужное слово. С кончика его носа от усердия капал пот, оставляя на бумаге мокрые пятна. Он выругался. Взгляд его скользнул мимо почты и уперся в отель «Империал» с надписью большими буквами на стене. Он точно знал, как он называется, и про себя повторил это название, проговаривая каждую букву. Первое слово было короче и поэтому должно было означать «отель».