Ган расправил бумагу и с запинками скопировал «ОТЕЛЬ» большими печатными буквами. Это первое слово, которое Ган написал за всю свою жизнь, получилось у него не лучше, чем у трехлетнего ребенка. Он смотрел на свое неуклюжее творение со злостью, стыдом и грустью, а потом поставил вместо надписи большой крест. Это было все, что он мог сделать. Он вручил записку аборигену:
– Это должен получить мистер Хэррингтон, ты меня понял?
– А что, если он не захочет его брать?
– Тогда отдашь это любому белому человеку. И скажешь, чтобы тот не отпускал мистера Хэррингтона в отель. Понял?
– Конечно, босс.
Парень улыбнулся, сложил бумагу и сунул ее в карман. Затем выразительно протянул руку. Ган дал ему несколько купюр, и глаза у того округлились. Мотор грузовичка взревел.
Ган постучал рукой по капоту:
– Когда вернешься сюда, никому ни слова, понял?
Тот снова сверкнул белозубой улыбкой:
– Да кто станет слушать какого-то аборигена, верно, босс?
Машина ехала по улице, и худая фигурка чернокожего парнишки подскакивала в ней на каждой рытвине. Ган смотрел ему вслед без облегчения, только со смирением. Он сделал все, что мог.
Ган направился в лагерь, стараясь не смотреть на ряды палаток, которые, вполне возможно, с наступлением темноты будут сожжены. С пульсирующей головной болью он, спотыкаясь, зашел в свою палатку и потянул за подпиравший ее деревянный шест, но потом остановился. Если он снимет ее, по лагерю тут же поползут слухи, что он сматывается. Он стиснул зубы. Теперь у него не было вообще ничего – ни денег, ни палатки. Ган собрал все, что смог, и завязал в рубашку. Выйдя из этого жалкого жилища, он оглянулся в последний раз и торопливо, насколько позволяла деревянная нога, поковылял в сторону деревьев.
Джеймс побежал за грузовиком стригалей и помахал шоферу, чтобы тот остановился, а когда тот притормозил, взобрался на задний бампер и затолкал обратно сползшие тюки шерсти. Потом по новой завязал веревку и спрыгнул на землю.
– Груз едва не вывалился, – пояснил он водителю и хлопнул ладонью по дверце. – Теперь нормально.
Тот приложил пальцы к краю шляпы и поехал дальше. Поклажа в кузове на неровной дороге раскачивалась, словно бедра танцующей женщины.
С другой стороны в облаке пыли летел старенький грузовик. Он слишком быстро вошел в поворот, и половина его колес оторвалась от земли, а затем с сердитым стуком вернулась обратно. Машина остановилась перед домом, и из нее выскочил худощавый абориген. Шляпа его была опущена так низко, что виднелся только подбородок. Парень поднялся по ступенькам крыльца и постучал в дверь большого дома. К окну подошла Мередит. Выглянув, она скорчила гримасу и скрылась за шторой, плотно прикрыв ее за собой. Абориген подождал несколько минут, рассмеялся и спустился назад.