Священник не дрогнул, но губы его сжались. Он легонько сжал ее руку и улыбнулся:
– Я думаю, Леонора – очень красивое имя. Оставим его?
При попытке ответить рот девочки словно ватой наполнился. Она замерла, точно каменное изваяние. Но, в отличие от других людей, бросавших на нее холодные взгляды и недовольно вздыхавших в ответ на молчание, улыбка отца Макинтайра стала только шире. Он наклонился и так, чтобы слышала только она, сказал:
– Это хорошее место.
Она оглядела разрушенную церковь и пострадавшую от стихии территорию вокруг. Священник проследил за ее взглядом:
– Мы все поправим, Леонора. Время лечит любые раны.
Его старошотландский акцент слегка изменял слова, но он говорил так искренне, что ее горло перестало сжиматься, а плечи расслабились.
– Мы будем заботиться о тебе.
Священник выпрямился и протянул девочке руку. Ей показалось, что фигура в черном взметнулась до небес.
– Я тебе это обещаю.
Отец Макинтайр пил утренний чай на свежем воздухе. С моря дул легкий бриз, доносивший знакомый размеренный шум соленых волн, ритмично разбивавшихся о прибрежные скалы. На небе густого сине-фиолетового цвета были видны последние звезды, которые постепенно исчезали в растущей полосе утреннего света. В этот час ощущались божественные вибрации – богоугодное время в богоугодном месте.
В общей спальне мальчиков было тихо. Натянутая брезентовая крыша едва выдерживала выпавшую росу. Бурей вынесло все стекла, и просветы окон были закрыты досками. Маленьким ножкам приходилось ступать по осколкам битого стекла, скрытым в траве. Помещение для девочек было немногим лучше. Детские спальни помещались в правом и левом крыле церкви, и шторм потрепал обе.
Отец Макинтайр свернул за угол к угадывавшемуся контуру из битых кирпичей – здесь прежде была его личная библиотека, – и у него тоскливо засосало под ложечкой. Книги из коллекции – Шекспир, Дикинсон, По, – которую он собирал всю жизнь, ветер сдул в море или развесил по деревьям. «Это всего лишь бумага и чернила», – напомнил он себе. Дети не пострадали, ни один из них. Плоть и кровь преодолели это испытание. Плоть и кровь – бумага и чернила жизни.
Он допил чай, как раз когда рассветные лучи поглотили последнюю звезду на небе и залили светом прибрежные скалы. Он подумал о маленькой девочке, прибывшей на этой неделе, и у него сжалось сердце. Еще одна сирота. Ребенок без голоса, но со светлым, чистым взглядом. На церкви ударил медный колокол. Отец Макинтайр закрыл глаза и с благоговением слушал этот звон.
Семь ударов. Время покоя закончилось. Детей нужно накормить завтраком. И начнется повседневная рутинная жизнь. Вскоре юные голоса и топот маленьких ножек заполнят каждый уголок сиротского приюта и наступит время его работы.