– Нет, – объяснил Яша, – ну как, собираем, конечно. Но не вещи. Память. Понимаешь, жутко как. Люди здесь жили всю жизнь. И ничего, ничего от этой жизни не осталось…
Миша потянул отошедший кусок обоев. Газета с другой стороны, обои поклеены на газету. «Теперь в этих типографиях трудоёмкость работ снизилась вдвое, значительно уменьшился брак, вызываемый, в частности, ручной перевозкой книг по цехам. Советский читатель получает больше книг, лучше, добротнее оформленных. Конструкторская мысль работает над дальнейшей механизацией полиграфических процессов».
– Давай всё же костёрик, повеселее будет, – сказал Яша.
Мы собрали какие-то щепки, бумажки и запалили маленький огонёк. Откуда у них зажигалка, неужели курят? Никогда бы не подумал.
Постоянно подкладывали какие-то бумаги, кусок обоев, потом деревяшка небольшая занялась, и мы просто сидели и смотрели, как она горит.
– А чего ты так, налысо? – спросил я наконец.
– Захотелось, – ответил Яша. Спокойно так.
А потом добавил:
– Захотелось изменить жизнь. Многое. Против течения поплыть. А то течение, знаешь… Мало ли куда унесёт. Хочу сам.
– Ого.
– Он музыкалку бросил, – сказал Миша.
– Правда, что ли?!.
– Ну да. Хватит музыки, – сказал Яша.
– Полгода осталось до диплома, – тихо сказал Миша. Яша дёрнулся. Я понял, что они обсуждали это миллион раз, и он больше не хочет.
– А родители что?
– Мама? Нормально, – пожал плечами Яша. Про папу я не решился спрашивать. И вообще засомневался: есть ли он?
– Ничего не нормально, – ещё тише сказал Миша.
– Но это моя жизнь. Ты-то понимаешь?!.
– Да, – кивнул Миша. – Я, конечно, понимаю.
Я вдруг увидел, какие они разные. Дело даже не в волосах. И не в родинках, у Яши они. Как у актёра Де Ниро. А у Миши нет. Но у Миши лицо мягче, а у Яшки злее, острее. Совсем разные.
– Понимаешь, Игнат. Музыкантом я не буду. А играть уже умею, мне хватит. Зачем диплом? Музыкой пусть те занимаются, кому без неё не жить. У кого талант. Этот вон пусть играет, – он кивнул на Мишу.
– Какой там талант, – пожал плечами Миша.
– Сам знаешь, нечего кокетничать. А я…
Он молчал. Полено почти догорело, и он принёс какую-то рамку из другой комнаты. Щёлкнул на телефон и сунул в огонь. Сначала она не хотела гореть, дым какой-то вонючий шёл, а потом пошло.
– Понимаешь, Игнат. Не все живут так… Так легко и весело, как мы.
– Как мы?
Ну, да. Я и сам знаю, чего он. Псих какой-то. Я знаю, что мы живём очень даже, на роликах катаемся, а есть люди, у которых еды нет. Или даже воды.
– В этой стране, – сказал Яша, – можно быть только юристом.
Вот тебе раз.