– Что, серьезно? На голую я бы на тебя посмотрел!
– И не мечтай! – вполне серьезно отрезала Натали, сама не на шутку удивившись своей неожиданной резкости. – Так ты что, Гут, на самом деле телевизор не смотришь?
– А на кой он мне?
– Тоже выбор.
– Но тебя, Нюта, я видеть рад, хоть ты и продажная сука самодержавия!
– Замени суку на шалаву, и будет складно.
– Да мне, Наталья Викторовна, по барабану, Нюта ты или Наташа.
Хитрюга Гут знал уже, кто есть кто, в этом вертепе. Если и не по телевизору, то уж, верно, в газетах фотографии видел.
– Поговорить надо.
– Тогда за мной!
Гоша повел широким плечом и заскользил куда-то вбок, удивительно ловко, с особой опасной грацией и изумительной деликатностью раздвигая своим огромным телом негустую толпу. Натали шла за ним, как задний мателот[45] в кильватере, ни разу не задев никого ни плечом, ни бедром.
«До чего же хорош! Так бы и ходила за ним, как… как пехота за танком! Нигде не споткнешься, ни обо что не ушибешься…»
– Ну, вот мы и дома! – ухмыльнулся Гут, когда они оказались в крошечной каморке под самой крышей. – Выглядит так себе, но зато говорить можно без опаски, да и срываться, если что, по крышам… Одно удовольствие!
– Тогда определимся, – предложила Натали.
– Валяй! – прищурился Гут.
– Я никого не сдавала и ни с кем, кроме собственного мужика, не сотрудничаю.
– А мужик у тебя, Нюта, монументальный. И где ты такого надыбала?
– Где взяла, там уже нет. Мне его выставили на исполнение, а я промахнулась.
– Постой, а ты разве… – Гут не знал, чем конкретно занимается в подполье Нюта, они пересекались совсем по другим темам.
– Иногда… – кисло усмехнулась Натали, знавшая не понаслышке, что доверие – на пустом месте не родится. – Считай, на голую посмотрел.
– А меня как нашла?
– По ориентировке Жандармского корпуса.
– Что?! – вскинулся вконец обалдевший Гут.
– То, что слышал! Да, сядь ты, Гоша! Если бы брать пришли, то, уж верно, без меня. Как мыслишь?
– Объяснись! – нахмурился Гут.
– Гоша, у меня источник образовался в жандармерии. Не все же им нас подлавливать, мы тоже можем, если очень захотим!
Тут она, разумеется, лукавила. Хотеть-то многие хотели, но не у всех срасталось. Ведь не у каждого Ольга Федоровна Станиславская в подругах ходит. А Ольга, надо ей отдать должное, ситуацию оценила правильно и со школьной подругой сблизилась не для вида. Что-то в истории с ней было нечисто. Первое впечатление Натали, что она знает, о чем идет речь, оказалось неверным. Ничего она, на самом деле, в игре Генриха не поняла. Не было у того причин держать при себе офицера флотской контрразведки. Мог наказать, мог и отпустить. Это да. Судить и миловать стало теперь, после переворота, его особой привилегией. Однако Ольгу не осудил, вот в чем дело. И родственные связи никак не объясняли его поведения. О помиловании-то речь тоже не шла. Тогда что? Вопрос наводил на мысли, и мысли эти – если иметь в виду Ольгу – были не веселые. Оттого и задружилась. В создавшейся ситуации Натали могла оказаться для несчастной «родственницы поневоле» куда надежнее всех спецслужб вместе взятых. Но за такую дружбу приходилось платить взаимностью, не без этого. И тут выяснилось, что капитан-лейтенанту из флотской контрразведки готовы оказать «посильную помощь» в любом жандармском отделении. В рамках устава и должностных полномочий, естественно, но большего у них никто и не просил. Натали всего-то и нужно было, что сводки и ориентировки жандармские просмотреть да пару запросов, не требующих санкции высокого начальства, сделать.