– Верное решение! – похвалил Генрих. – Дальше!
– Стрелок попал в мужчину, тот как раз вышел на улицу из подворотни. Вот там, – указал он рукой. – Наталья Викторовна переместилась вот туда, к афишной тумбе. Дождалась следующего выстрела, выскочила на проезжую часть, выстрелила с двух рук и пробежала вон к той двери. После этого снайпер огонь прекратил. Но я сформировал группу, и мы побежали вслед за Натальей Викторовной. Она, если судить по приметам, на крышу выбралась, и все, в общем-то. Там мы ее потеряли. Крыши здесь все между собой связаны, но формы разные. Опять же высота… Лабиринт получается. И темно, так что попробуй найди кого-нибудь.
«Особенно, если этот кто-то не горит желанием, чтобы его нашли…»
– Обыскали там все, – продолжал между тем докладывать офицер, – но винтовку так и не нашли. И никого вообще не нашли. Хотя место, откуда стреляли, обнаружили.
– Вы, штаб-капитан, где раньше служили? – поинтересовался заинтригованный рассказом очевидца Генрих.
– В роте пластунов Амурской дивизии, господин генерал!
– А сейчас?
– Состою в конвойной роте штаба округа!
– Ко мне пойдете? Майором.
– Так точно!
– Спасибо, майор! Вы вели себя как образцовый офицер. А вы, господа, учитесь докладывать по существу. А то устроили представление! А всего-то и надо было, что вот… Прошу прощения, господин майор, ваши имя и фамилия?
– Иван Никанорович Головнин.
– Спросили бы Ивана Никаноровича сразу, полчаса времени могли сэкономить! Ну, да ладно! Чего уж там! Поехали домой!
– А как же Наталья Викторовна? – осмелился спросить Таубе.
– Не маленькая! – отрезал Генрих, чувствуя, как тоска скребет по нервам. – Сама дорогу найдет!
Где ее носило, можно только гадать. Но Генрих и пробовать не стал. Ему оказалось достаточно и того, что, как выяснилось, оставаться невозмутимым в ее случае он не мог. Наталья умудрилась забраться в душу так глубоко, как никто до нее. Во всяком случае, за последние двадцать лет Генрих таких не припоминал. А до того он был слишком молод и самонадеян, и этим все сказано. Так что Наталья соперниц практически не имела. Просто не могла их иметь по причинам, не зависящим ни от нее, ни от него.
Она объявилась под утро. Злая, усталая и грязная. Взглянула на Генриха волком, оскалилась – опять же на волчий манер – и, не сказав ни слова, ушла в ванную. Отсутствовала минут пятнадцать, потом вдруг выглянула в приоткрытую дверь.
– Завтрак во сколько? – волосы растрепаны, глаза красные, губы кривятся в недоброй улыбке. Такие улыбки, как говорят, не предвещают ничего хорошего.