Мы сидели с отцом за обедом, и я не знал, как лучше сказать ему о своем намерении уехать в Дамфрис, как он обратился ко мне:
– Вот ты теперь адвокат, – сказал он, – открыл лавочку, как мы выражаемся, и, без сомнения, думаешь, что судейские подмостки покрыты гинеями, и нужно только наклоняться, чтобы подбирать их.
– Я знаю, что прежде мне необходимы опыт и практика, – отвечал я.
– Это верно. Наклоняться, чтобы подбирать познания и опыт – мысль справедливая.
– Я знаю, что примусь за дело бедняка так же ревностно, как и за дело герцога, но мне нужно два-три дня…
– Чтобы изучить дело, бесспорно, Аллан, изучить основательно, ибо тебе придется говорить перед судом в будущий вторник.
– Как? Неужели так скоро? Я боюсь повредить делу, за которое возьмусь так поспешно.
– Ты не можешь повредить ему, Аллан, – сказал мой отец. – Тебе предстоит дело, над которым трудились по крайней мере двадцать адвокатов в течение пятнадцати лет – следовательно, можешь ли ты повредить ему? Если проиграешь, никто не обвинит тебя, а если выиграешь – честь тебе и хвала.
– Каково же имя моего счастливого клиента? – спросил я.
– Это имя, известное в палате парламента. Сказать по правде, я ожидаю этого господина с минуты на минуту. Это Питер Пибль.
– Питер Пибль! – воскликнул я в крайнем удивлении, – это же нищий, безумец беден, как Иов, и глуп, как пробка!
– Но ведь он судится пятнадцать лет, – заметил мой отец, как бы желая этим объяснить причину печального состояния головы и кошелька моего будущего клиента.
– Однако, – прибавил я, – он бедняк, а для защиты этого сорта людей есть специальные адвокаты, и я боюсь, прилично ли мне…
– Ни слова об этом. Ему и был назначен молодой Димтусти, племянник достойного лорда Бледдерстока; но когда этот плутишка увидел тома этого дела, которые, надо сказать правду, очень объемисты, он испугался, сел на лошадь и удрал в деревню. Ну, лорд рассердился – ибо действительно стыдно поступать таким образом – и прислал ко мне своего поверенного с просьбой помочь делу. Вот тебе и разгадка – отчего ты стал защитником Питера Пибля.
Что мне было делать? Последовать примеру Димтусти и бежать в Дамфрис? – Но это значило бы рассердить отца, и я волей-неволей согласился.
Отец немедленно кликнул Джеймса Уилкинсона и велел ему принести две связки, лежавшие у него на конторке.
Вскоре Джеймс явился с двумя огромными кипами бумаг, истрепанных и засаленных, на одной из которых красовалась крупными буквами надпись: «Пибль против Плэнстона». Отец начал вытаскивать из них разные бумаги, перевязанные не ленточкой и не шнурком, а просто просмоленной бечевкой.