Я выразил сожаление, что оказанное мне гостеприимство, может быть, было причиной какого-нибудь беспокойства его семейству.
– Надеюсь, что вы не могли этого заметить, сударь, – отвечал он с холодной вежливостью. – Беспокойство, которое может быть причинено прибытием неожиданного гостя семейству, живущему столь уединенно, как наше, весьма незначительно в сравнении с теми неудобствами, какие испытывает сам гость, не находя многого, к чему он привык. Итак, наши отношения равны.
Я довольно неловко пробормотал, что, может, присутствием своим удалил из-за стола одну особу его семейства, причем взглянул на боковую дверь.
– Если вы хотите сказать о молодой особе, которая входила сейчас сюда, – отвечал хозяин холодно, – то вы сами видите, что стол достаточно обширен, а ужин более чем обилен. Можете быть уверены, что она ужинала бы с нами, если бы хотела.
Продолжение беседы было немыслимо, тем более что хозяин намекнул о необходимости выехать на рассвете и обещал разбудить меня в то же время, чтобы указать мне дорогу на Шеффердс-Буш. Он не спрашивал у меня ни о моем имени, ни о моем звании, и поэтому и мне не приходилось задавать ему подобных вопросов.
Он взял лампу и проводил меня в небольшую комнату, где мне была приготовлена постель. Поставив лампу на столе, он посоветовал мне оставить за дверью мокрую одежду, чтобы можно было ее высушить, и вышел, проговорив нечто вроде «спокойной ночи».
Скинув с себя влажное платье и очутившись хотя на жесткой, но сухой и опрятной постели, под толстым одеялом, я вскоре почувствовал благотворную теплоту, охватившую мое тело. На дворе бушевала буря, а у меня над головой раздавались тяжелые мерные шаги, как мне чудилось, моего странного хозяина. Я долго, однако, не мог уснуть, и каждый раз, когда я собирался задремать, порыв бури пробуждал меня, и тяжелые шаги по-прежнему раздавались над головой.
Наконец усталость взяла свое, и я заснул крепким сном. На рассвете, однако, меня кто-то сильно дернул за плечо.
– Вы спите крепко, – сказал хозяин громким голосом. – Лет через пять сон ваш будет гораздо легче, если только вы не успокоитесь тем сном, от которого нет пробуждения.
– Как! – воскликнул я, приподымаясь на постели, – вы знаете что-нибудь обо мне и о моих намерениях в свете?
– Ничего этого я не знаю, – отвечал он с принужденной улыбкой, – но вы вступаете в свет, будучи молоды, неопытны, исполнены надежд, и я предсказываю лишь то, что предсказал бы и другому на вашем месте. Но вставайте, вот ваше платье, кусок хлеба и чашка молока ожидают вас, если вы хотите позавтракать перед уходом, но во всяком случае поторопитесь.