Давно я не держала в руках книг – верных спутников студента. О книгах пришлось забыть с той поры, когда, надев военную форму, я стала рядовым красноармейцем 25-й Чапаевской дивизии. Они остались там, в довоенной жизни, и теперь напоминали о покое, размеренности и благоустройстве. Не без волнения открыла обложку. «Севастопольские рассказы» я, конечно, читала, но очень давно, наверное, в детстве. Девушка-библиотекарь заговорила со мной об этом произведении. Она горячо рекомендовала его, называя интересным и вполне современным. Я согласилась с ней: не прошло и ста лет, как новые завоеватели подошли к легендарному городу с теми же самыми намерениями.
Чтение помогло скоротать время.
Участник первой обороны города молодой поручик артиллерии граф Толстой писал о боевых действиях со знанием дела. Скорее всего, в юные годы я не могла понять, насколько точен великий писатель в психологических деталях. Но теперь, вспоминая битву за Одессу, удивлялась тому, как проникновенно он передает чувства человека, впервые ощутившего в бою смертельную опасность:
«…Медленный свист ядра или бомбы в то самое время, как вы станете подниматься на гору, неприятно поразит вас. Вы вдруг поймете, и совсем иначе, чем понимали прежде, значение звуков тех выстрелов, которые вы слышали в городе. Какое-нибудь тихо-отрадное воспоминание вдруг блеснет в вашем воображении, собственная ваша личность начнет занимать вас больше, чем наблюдения; у вас станет меньше внимания ко всему окружающему и какое-то неприятное чувство нерешимости вдруг овладеет вами. Несмотря на этот подленький голос при виде опасности, вдруг заговоривший внутри вас, вы, особенно взглянув на солдата, который размахивая руками и оскользаясь под гору по жидкой грязи, рысью со смехом бежит мимо вас, – вы заставляете замолчать этот голос, невольно выпрямляете грудь, поднимаете выше голову…»
Толстой рисовал яркие портреты своих соратников, солдат и офицеров Российской императорской армии, которые сражались тогда на бастионах. Он как будто приближал к нам этих героев, сделав понятными их мысли, мечты, поступки. Думаю, никто до него так убедительно не говорил об истоках русского воинского духа:
«…Даже очень может быть, что морской офицер, из тщеславия или просто так, чтобы доставить себе удовольствие, захочет при вас пострелять немного. “Послать комендора и прислугу к пушке”, – и человек четырнадцать матросов, живо, весело, кто засовывая в карман трубку, кто дожевывая сухарь, постукивая подкованными сапогами по платформе, пойдут к пушке и зарядят ее. Вглядитесь в лица, в осанки, в движения этих людей: в каждой морщине этого загорелого, скуластого лица, в каждой мышце, в ширине этих плеч, в толщине ног, обутых в громадные сапоги, в каждом движении, спокойном, твердом, неторопливом, видны эти главные черты, составляющие силу русского – простота и упрямство; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдание войны, этих главных признаков, положили еще и следы сознания своего достоинства и высокой мысли…»