Чем ближе я подъезжал к магазину оргтехники, тем меньше это свидание мне казалось деловым. Вопросы, касающиеся ее мужа, вылетели из головы. Навязчиво представлялось, как она идет мне навстречу и улыбается. Чтобы дать этому представлению возможность сбыться, я оставил машину, не доезжая до магазина, возле какого-то скверика, и пошел пешком. Но оно все равно не сбылось. Алевтина ждала меня у магазина, под деревом. А на крыльце торчал Анатолий, охранник. Еще днем я заметил, что он проявляет к Алевтине нездоровый интерес. А сейчас он явно нарочно задерживался: долго возился с замком – в его обязанности входило закрыть магазин, поставить на сигнализацию, все проверить, – делал вид, что заклинило железные жалюзи.
– Привет! – сказала Алевтина, словно мы знакомы сто лет. На ней было белое в желтый цветочек легкое платье, такое, в каких ходят не на деловые, а на обычные свидания. Я удивился и обрадовался, ведь днем она была одета совсем по-другому – в официальную белую блузку и черную юбку. Неужели она для меня переоделась? Но тут же понял, что просто днем, в магазине, на ней был «рабочий» костюм.
– Привет! – слегка разочарованно, потому что как раз думал о костюме, сказал я. Анатолий покосился в нашу сторону и зло дернул решетку. Она наконец поддалась. Охраннику – магазина? Алевтины? – ничего не оставалось, как покинуть сцену.
– Здесь недалеко есть одна симпатичная кафешка, – сказала Алевтина. – Там мы сможем поговорить.
Кафешка оказалась приличным полубаром-полурестораном и называлась «Грезы любви». Я это воспринял как признание, и наша встреча окончательно утратила деловую окраску.
Алевтина была именно такой, какой я ее представлял – давно, всегда! – о которой грезил. Я полюбил ее всю, каждую черточку в ней: ее легкие светлые волосы, ее удивительно нежные руки, ее невероятную улыбку, ее необыкновенные, переменчивые зеленые глаза… И любовь моя была счастливой, потому что и она полюбила меня. Одно омрачало наше безграничное счастье: мне казалось, что времени у нас совсем мало, что-то случится, что-то нас разлучит.
Но не в этот вечер. Из «Грез любви» мы волшебным образом перенеслись в ее квартиру, и никаких препятствий – потом они то и дело возникали в лице соседки с заинтересованно-осуждающим взглядом или неожиданного звонка в дверь – на нашем пути не встретилось. Она сказала, что грезила обо мне всю свою жизнь (возможно, эти мысли навеяло на нее название кафешки, но, еще вероятней, что кафешку она заранее выбрала, потому что действительно грезила). А я сказал, что давно знаю об этом, как знаю все, о чем она думала или когда-то подумает. За весь вечер мы не выпили ни капли спиртного, но и так были пьяны, неприлично, до невменяемости пьяны от близости друг друга. И утром отрезвления не наступило. Я даже помыслить не мог, как проживу этот день в одиночку. Алевтина, пошатываясь, вся такая расслабленно-томная, до невозможности любимая, собиралась на работу. Я наблюдал за ней, лежа на диване (мы разложили диван в большой комнате, чтобы своим присутствием в супружеской спальне не осквернять ее прошлого), оттягивая момент, когда мне тоже нужно будет подняться, уехать, начать день без Алевтины. Сквозь открытую дверь мне было видно, как она подошла к спальне и вдруг замерла на пороге, не решаясь войти. Призрак мертвого мужа расположился на кровати, призрак требовал объяснений, как могла она с ним так поступить. Но войти было нужно – шкаф с одеждой находился в спальне, а ее вчерашнее платье мы случайно залили кофе. Это был единственный неприятный момент нашего первого утра, но мы его пережили.