И, не дождавшись его ответа, встала из-за стола.
Через несколько минут они ехали в северную часть Пальма-Амы, в рабочие кварталы, по адресу, который назвала извозчику Лейла.
Это был старый трехэтажный домишко с обшарпанной парадной лестницей. Они поднялись по ступеням, Лейла постучала. За облезлыми высокими дверями послышался надтреснутый кашель. Им открыла старуха в грязном платье и засаленном фартуке. Старуха обнажила в улыбке пустой рот, кланяясь своим гостям так, словно они были хозяевами этого дома. Давид и Лейла вошли в темный сырой коридор, где воняло испорченными овощами.
– Вот вам ключ, милочка, – в полумраке, вкрадчиво, словно причастная к их тайне, хрипло пробормотала хозяйка. – Это самый лучший номер. Второй этаж – прямо от лестницы.
– Шампанское поставишь под дверью, – повелительно проговорила Лейла.
– Будет исполнено, милочка, – показав пустой рот, улыбнулась старуха и засеменила прочь.
– Шампанское – здесь? – спросил Давид. – В притоне, где в подвале гниют морковь и капуста, нам стоит пить винный уксус! Зачем мы здесь?
– Кто знает, какие сюрпризы скрывают такие дома? – ответила вопросом Лейла.
Они вошли в грязную комнату с топчаном в середине, разбитым буфетом и другой нехитрой мебелью, высокой ширмой у дальней стены. В окна падал серый холодный свет.
– И впрямь – лучший номер, – вновь усмехнулся Давид. – Но где же сюрприз?
– Возьми меня, Давид, – тихо проговорила она. – Я так хочу. Только прежде задерни шторы. – Лейла бросила на топчан шубку, легла на нее и, зацепив пальцами платье, потянула его вверх. – Но задерни плотнее – пусть это будет настоящая ночь.
…Он еще тяжело дышал, уткнувшись в горячее плечо Лейлы, по которому расползлись ее слипшиеся густые волосы, когда она, взяв его лицо в ладони, прошептала:
– Если старуха не обманула, за дверью нас ждет шампанское. Я схожу за ним, – и, ласково отстранив Давида, все еще не желавшего отпускать ее, сползла к краю их ложа.
Он услышал, как она надевала туфли, шла к дверям; серый свет, стоило Давиду обернуться, упал в комнату, очертив нагой женский силуэт; слышал, как, едва закрылась дверь, Лейла возвращалась…
– Вот и шампанское, – неожиданно, у самого уха, прозвучал ее голос, и живота Давида коснулось холодное стекло. – Глупая старуха забыла принести бокалы, но мы обойдемся и без них.
Давид откупорил бутылку, ощутив на кулаке холод убегающей пены, быстро сделал несколько глотков. Шампанское оказалось на редкость хорошим – его едва хватило, чтобы им обоим утолить жажду.
Вновь ее тело было в его руках; сидя на Давиде верхом, она плыла по течению, уже готовому превратиться в бурный поток, наклонялась к нему; волосы Лейлы обволакивали его лицо, липли к губам, мешали ему дышать. Но что-то случилось с Лейлой – танец ее был иным, чем раньше. Ее голос в темноте импульсивно срывался, и Давид, несмотря на близкое освобождение, ловил себя на мысли, что слухом и руками ищет опровержение страшной догадке – ищет и не может найти. Он резко сбросил испуганно закричавшую Лейлу, спрыгнул с топчана и, в два прыжка оказавшись у окна, отдернул штору.