Маскараду предшествовал звонок в Жеррадон. На коммутаторе его соединили с замком, но на просьбу пригласить хозяйку дома незнакомый голос ответил, что позвать герцогиню невозможно и настаивать на этом бесполезно. На другую просьбу – позвать к телефону фрейлину герцогини Лейлу – ответ превзошел все его ожидания: «В доме герцогини Равенны Руоль такого имени никто не знает!»
И вот теперь он стоял у запертых ворот замка. По дорожке к калитке шла женщина в переднике. Лицо ее было крайне встревожено.
– Что вам, святой отец? – спросила она.
– Мне необходимо поговорить с герцогиней, – с подчеркнутой вежливостью ответил Давид.
Крайне огорченная, горничная покачала головой:
– Боюсь, это невозможно, святой отец.
– Почему? Герцогиня уехала?
– Нет… То есть… Это невозможно, святой отец.
Священник-самозванец старался всеми силами не выдавать закипавшую в нем злость.
– Хорошо, дочь моя, тогда позови, пожалуйста, фрейлину Лейлу.
– Лейлу? – горничная удивленно посмотрела на гостя. – Но… я не знаю такой.
– Не знаешь? – улыбнулся Давид.
Ему вдруг захотелось ухватить эту женщину за волосы и оттаскать ее, так правдиво она лгала ему в лицо.
– Скажи, дочь моя, что происходит в доме? – голос его звучал вкрадчиво и требовательно одновременно. – Что здесь творится? – Он упрямо смотрел на горничную, не знавшую куда девать глаза. – Нехорошо лгать слуге церкви. Это большой грех!
Горничная вдруг выхватила платок из кармашка фартука и, прижав его к лицу, быстро покачала головой:
– Я не лгу, святой отец! Я обещала молчать, но вам скажу. Умерла герцогиня!
– Что? – воскликнул Давид. – Умерла?!
– Да, святой отец. Это случилось вчера за завтраком. Она подавилась косточкой от вишни. Она вдохнула ее! Господин маркиз, ее кузен, он гостит сейчас у нас, рассказал ей веселую историю, – голос женщины дрогнул, в глазах заблестели слезы, – герцогиня засмеялась – тогда это и случилось.
– Значит, косточкой от вишни? – бледнея под гримом, переспросил Давид.
– Да, святой отец, косточкой. Только никому не говорите об этом, не то меня уволят.
«Для кого же этот новый спектакль? – лихорадочно думал Давид. – Но не все ли равно – для кого?»
– Я хочу пройти в дом, дочь моя, – сказал он.
– Но мне запрещено…
– Даю тебе слово: я только прочитаю около покойной герцогини молитву и сразу уйду.
Горничная была в нерешительности. Ладони Давида вспотели.
– Ну же, дочь моя, – дрогнувшим голосом проговорил он. – Мы были дружны с ней – и теперь это мой долг!
Женщина вытащила из передника ключ и отперла замок.
– Хорошо, святой отец, но только недолго. Мне проводить вас?