– Доброе утро, – поздоровалась Селина, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, и присела напротив.
Он легко улыбнулся, и все же в лице ощущалась серьезность, которой прежде не было. Что, если притвориться, что прошедшая ночь утонула в беспамятстве и не оставила следов в сознании? В конце концов, настойка опия многое оправдывает.
– Мари сказала, что ночью вы за мной присматривали, – солгала она. – Спасибо, это очень мило.
Тревор лукаво прищурился, а потом вдруг с интересом посмотрел в чашку.
– А, понятно. Наверное, удобнее принять эту версию.
Щеки предательски запылали. Он разгадал ложь. Селина принялась суетливо возиться с салфеткой. Наконец развернула и положила на колени.
– Я… ах, мне приснилось, что ночью вы меня утешали. Я… – Слова застряли в горле.
Он молча прикрыл ее ладонь своей – теплой и сильной. И знакомой. Несколько раз подряд медленно провел пальцем возле запястья – неожиданная ласка принесла успокоение.
И вдруг Селина вспомнила. Все и сразу. Как находилась в крепких объятиях, как смело запустила руку под халат и погладила упругие завитки на груди, а потом уснула под тихое бормотание.
О, до чего же хотелось признать радость доверия, позволить чувствам жить свободно и естественно! Но вместо этого Селина отвернулась, едва замечая прелесть солнечного утра и сознавая только легкое прикосновение, от которого путались мысли.
– Посмотрите на меня, – тихо попросил Тревор.
Селина боялась подчиниться. Вдруг он прочитает во взгляде откровенное вожделение? Властное томление, которое невозможно обуздать? Что, если это случится? Нельзя же прятаться от проницательных глаз вечно – во всяком случае, до отъезда из Карлтон-Окса.
Она вздохнула, и нижняя губа дрогнула, выдавая неуверенность. Конечно, он заметил. Закутавшись в гордость как в плащ, она попыталась скрыть унизительную слабость.
Тревор перестал гладить ее руку и замер.
– Сейчас же, Селина.
Она повиновалась, но напряжение оказалось столь велико, что веки сами собой опустились, а в горле застрял комок.
Он сжал ее ладонь.
Да, он умеет быть безжалостным.
Она открыла глаза.
Губы пересохли; пришлось провести по ним языком. Тревор следил за каждым движением, как кошка следит за мышью.
Волна желания захлестнула ее с безжалостной силой.
Если бы в это мгновение он взял Селину на руки и отнес в постель, сопротивляться она не смогла бы, хотя потом наверняка мучилась бы раскаянием. Ну а он утолил бы любопытство и спокойно, не оглядываясь, двинулся дальше.
– Между нами все непросто, – проговорил Тревор с внезапной хрипотцой в голосе. – Приходится признать, малышка, что существует взаимное притяжение.