Пока он страдал и сомневался, Жизель вцепилась, подобно клещу, и больше не отпускала, отчего настроение окончательно испортилось.
А потом Тревор увидел, как беззаботно Селина танцует и флиртует с кузеном, и мир окончательно рухнул. Он даже не находил сил подойти и поговорить: боялся, что не выдержит светского тона и потребует объяснения предательского поступка – особенно коварного после идиллии на чердаке. А главное, лучезарное настроение Кэмерона и кокетство его дамы неоспоримо доказывали, что серьезного разговора между ними до сих пор не произошло.
На душе становилось все чернее. Выяснилось, что хозяйка бала обладает несокрушимой властью и способностью окончательно лишить рассудка.
Утренние события не выходили из головы. Он оставил Селину на чердаке спящей и спустился, чтобы почистить Пантера, а заодно прийти в себя. Она так сладко задремала в его объятиях – мягкая, женственно-доверчивая. Он долго лежал рядом, оберегая покой, тайно любуясь восхитительной чистотой черт, вслушиваясь в ровное дыхание. Так продолжалось до тех пор, пока в невинном сне она не обняла его, прильнув всем телом. Испытание оказалось превыше его сил.
Все случилось так просто и естественно, словно они уже тысячу раз лежали рядом. В душе родилось неведомое прежде стремление к чему-то неосязаемому и возвышенному, исключающему попытку соблазнения здесь и сейчас. Тревор боролся с вожделением сколько хватало сил, и все же был вынужден ретироваться.
Но сейчас он не мог позволить Селине безнаказанно расхаживать по залу под руку с Кэмероном и стоять рядом с видом холодного безразличия – особенно после того, как жестокая интриганка все утро играла с его чувствами, отлично зная, что в половине третьего должна встретиться с кузеном. Зачем ей понадобилось так бессовестно лгать? Если доверие потеряно…
Тревор собрался заговорить, но в этот миг рядом неожиданно возник отец.
– Мадам Бодерье? – Джастин галантно предложил вдове руку и неотразимо улыбнулся. – Не порадуете ли старика туром вальса?
Жизель вынуждена была принять приглашение и оставить избранника наедине с соперницей.
На долю секунды Тревор сосредоточился на миссис Керкленд, а затем поднял к губам бокал и, не спеша потягивая бренди, принялся невозмутимо осматривать зал.
Селина вспыхнула. Сердится. Отлично. Пусть немного пострадает. Разве ему не все равно?
Черт возьми! Хуже всего было то, что ему не все равно.
– Даже общество красивой женщины не оправдывает вашей грубости по отношению ко мне, Тревор. Не считаете, что не помешало бы извиниться?
Он опустил бокал, еще раз обвел взглядом зал и только после этого посмотрел на собеседницу.