Так оно и есть.
Внизу блеклой типографской краской были напечатаны две траурные рамки, в них помещен короткий текст. Мослаков, еще не читая текста, понял, что написано в этих траурных обводках. Лицо у него дернулось. Хоть и догадался он, что за фамилии помещены в рамки, а верить в это не хотел. Не мог. Это же — его друзья — Санечка Зейналов и Алик Самшиев. Мослаков вяло зашевелил губами. Так и есть: Александр Зейналов и Альберт Самшиев. Лицо у Мослакова снова дернулось, он, почувствовав это, прижал к щеке ладонь.
Мослаков свернул газету, засунул ее под ремень. Газета эта могла быть только у Никитина, больше ни у кого. Мослаков потряс головой, сбивая с себя пот, услышал, как в горле у него что-то захлюпало, заныло тоненько. Это что же выходит? В Азербайджане начали расправляться с теми, кто сочувствует русским? Или хотя бы был знаком с ними? Интересно, Зейналов и Самшиев тоже погибли в автомобильной аварии? Тоже «во время исполнения служебных обязанностей»?
Но не могли, никак не могли его друзья умереть разом, едва ли не в один день: Алик — пятнадцатого июня, а Санечка — шестнадцатого. И Магомед погиб шестнадцатого. Значит, их убили. И Никитин узнал об этом раньше, чем он.
Мослаков стиснул зубы и вновь бесшумно продвинулся к корме. Никитин со своим напарником-мюридом находился уже где-то рядом, совсем рядом. Мослаков, будто охотничий пес, чувствовал его. Он напрягся, целиком обратившись в слух.
Может быть, Никитин действительно умудрился нырнуть в машинное отделение? Вряд ли. Тогда бы Никитин сразу вырубил двигатель, он это сделал бы в первую очередь. А так дядя Ваня Овчинников пока жив. Да и вряд ли он пустит мюридов в свое царство.
Машина «семьсот одиннадцатого» работала размеренно, в одном темпе, не сбавляя оборотов.
Над головой Мослакова, очень низко, пронеслась крупная, с пышным зобом, чайка, сделала в воздухе цирковой кувырок, снова просвистела у капитан-лейтенанта над макушкой. Уж не приняла ли она Пашу Мослакова за лакомую добычу? Или же, напротив, собирается его о чем-то предупредить?
Он продвинулся еще не несколько метров к корме. Замер, вновь обращаясь в одно большое ухо, в один гигантский глаз. Тихо. Ничего, кроме рокота дизеля да слабого плеска волн у бортов, не было слышно.
И людей нет. Ни мюридов, ни своих матросов-погранцов. Да своих людей по пальцам можно пересчитать. Это исходя из штатного расписания. А осталось и того меньше. Балашов убит, Хайбрахманов ранен — не видно Фарида. Может, пока Мослаков воевал, Стас Мартиненко оттащил его в укрытие? Пуля ведь, как известно, дура…