В ответ Никитин опять усмехнулся, показал желтоватые прокуренные зубы.
Мослаков едва не застонал от досады, от того, что он оказался неспособен застрелить своего бывшего друга, от некой внутренней квелости, которая в конце концов погубит его.
Неожиданно он услышал едва приметный, какой-то мышиный шорох сбоку, и в ту же секунду в голове у него взорвался тяжелый красный шар. Пространство перед глазами сделалось красным, в нем мигом утонуло все: и море, и плавно раскачивающийся горизонт с прилепившимися к нему черными щепками — катерами, и огромное, сочное, похожее на разрезанный арбуз солнце, и Никитин с его жутковатой мертвой улыбкой, прочно припечатавшейся к лицу.
Мослаков вздохнул и, не выпуская из руки автомата, развернулся на сто восемьдесят градусов и упал на палубу.
Он умер мгновенно.
В ту же секунду из-за огромного вентиляционного раструба, снабжающего машинный отсек свежим воздухом, поднялся потный широколицый мюрид в тюбетейке, привычно дунул в дымящийся ствол пистолета.
— Спасибо, Фикрят, — поблагодарил его Никитин. — Хоть крови этого придурка у меня на руках не будет.
— Болтает все, болтает, — Фикрят не удержался, плюнул на Мослакова. — Болтун! — тут мюрид настороженно вытянул голову, пригнулся, повел подбородком назад. — Пора из рубки выковырнуть этого попугая, хватит ему рулить. Ты, шеф, иди по левому борту, я — по правому, а потом — в броске…
Договорить Фикрят не успел — автоматная очередь подбросила его в воздух, он тяжелым кулем пролетел метра два и упал на край вентиляционного раструба, раскинув руки в стороны, будто определился на просушку. Из открытого рта мюрида на серое крашеное железо, как вино из кувшина, полилась кровь.
Никитин растерянно прошил короткой очередью пространство перед собой — не сразу сообразил, что произошло, откуда пришли пули, дернулся, уходя вниз, в укрытие — его надежно мог прикрыть металлический бортик. Но запоздал: автоматная очередь достала и его.
Автомат, который он держал в руке, железкой взметнулся в воздух и солдатиком булькнул в воду. Тело Никитина затряслось, словно его подсоединили к открытому электропроводу, лицо исказилось от боли, он вытянул перед собой руки, будто хотел упереться ими в пространство и удержаться на ногах, и так, с вытянутыми руками, грохнулся на палубу.
Из-за рубки с автоматом в руке вывернул мичман Овчинников, следом — Мартиненко. Овчинников зорко огляделся, проверяя корабль, — не свалится ли еще какой-нибудь хунхуз на плечи, но больше никого не было и он облегченно опустил автомат:
— Кажись, все.