Вот такой «цимес» получился. И никаких объяснений.
Никитин недоуменно оглянулся, на губах его возникла сожалеющая усмешка. Возникла и исчезла.
Но объяснения у Никитина были. И не одно. Прежде всего с женой.
После первой «перестрелки» Лена встретила его дома тихая, скорбная, какая-то изменившаяся: не то чтобы она постарела или подурнела — ничего этого не было, но что-то с ней произошло… Колко глянув на мужа, села на старенький, купленный на барахолке стул, опустила руки на подол платья, зажала коленями кулаки.
Никитин сжал губы: «Сейчас опять начнет патриотический вой…»
— Все-таки, Павел, объясни, что ты наделал, — едва слышно, свистящим чужим шепотом произнесла она. — Прошу тебя!
— И что же я наделал?
— Зачем ты ушел со службы?
— Повторяю для глухих: надоело быть нищим. Надоело! Потому и ушел… Могу повторить это еще раз.
— Дурак ты, Паша, — с обезоруживающей прямолинейностью проговорила Лена.
— Слушай, ты… — Никитин неожиданно вскипел, словно его посадили на газовую горелку. Раньше он не был таким, а сейчас научился заводиться с полоборота. — Ты на каком стуле сидишь?
— Драном.
— И век хочешь на нем просидеть?
Лена не ответила, лишь с опаской покосилась на чуланчик, в котором спали дети: Никитин слишком громко говорил. Произнесла спокойно и холодно:
— Нет. Век сидеть на драном стуле не хочу. И не буду.
— Тогда зачем задаешь глупые вопросы? — в голосе Никитина возникло раздраженное дребезжанье, будто в глотку ему насыпали рубленого свинца, свинец трясся среди хрящей горла, вызывал у Никитина еще большее раздражение.
Лена вновь покосилась на дверь чуланчика, где спали дети.
— Тихо ты, дурак! — с прежним холодным спокойствием произнесла она. — Не ори!
По лицу Никитина побежали пятна, в глазах появилось бешенство. Он подошел к стулу, на котором сидела Лена, наклонился. Лена почувствовала, что от мужа несет сивушным духом, словно он выпил котелок самогонки.
— Повтори, кто я? — продребезжал Никитин, и Лена почувствовала, что от противного удушливого запаха ей сейчас сделается плохо.
— Ты чего пил? — неожиданно спросила она.
Никитин озадаченно выпрямился.
— Виски.
— А несет от тебя обыкновенной подъездной блевотиной.
Никитин вновь резко наклонился, навис над Леной. В глотке у него знакомо задребезжал свинец.
— Ты хочешь сказать, что я воняю блевотиной?
— Именно это я и сказала, — спокойно подтвердила Лена, приподнялась было на стуле, но Никитин больно и цепко схватил ее пальцами за плечо и резким движением усадил обратно на стул.
Та болезненно сморщилась и вновь сделала попытку подняться. Никитин вторично резким движением остановил ее. Стул жалобно заскрипел под нею, грозя развалиться.