Никогда в России такого еще не было, никогда армию не бросали на произвол судьбы, не пускали плыть по течению без руля и ветрил, без кормежки и одежды. Ведь армия не приспособлена выращивать на огородах брюкву, стоять на рынке с протянутой рукой и воровать на лотках пирожки — армия приспособлена — и в том ее долг — воевать. А ее заставляют таскать с лотков пирожки и шаньги.
Папугин поморщился: и все равно он сыграет свою игру полностью, все время, отведенное ему, оба тайма, и еще попросит время дополнительное.
— Товарищ капитан первого ранга! — в коридоре появился дежурный с конвертом в руке, махнул им, будто сигнальным флажком.
— Слушаю, — сухим голосом отозвался комбриг.
— В канцелярии, в почте, оказалось вот что, — дежурный снова взмахнул конвертом.
Конверт был уже вскрыт. Папугин поморщился по этому поводу, но ничего не сказал дежурному, лишь желваки на его щеках дрогнули недовольно и опали. В конверте находился обычный лист бумаги — бумаги дорогой, хрустящей, на какой в начале прошлого века богатые влюбленные писали друг другу нежные послания, к бумаге были приклеены вырезанные из газеты буквы. Папугин медленно, шевеля губами, будто первоклассник, не знающий грамоты, прочитал текст, брезгливо встряхнул листок в пальцах, словно собирался выбросить его в урну, но в последний момент сдержался и вновь прочитал текст.
«Погранцы, уходите отсюда вон! Иначе будет хуже!» — гласили вырезанные из газеты буквы. Папугин поморщился, ощутил, что внутри у него все онемело, скрючилось, будто комбрига укусил ядовитый паук, помотал головой протестующе:
— Тьфу!
Перевел взгляд на дежурного и приказал:
— Контрразведчика ко мне! Пусть он займется… этим, — Папугин вновь брезгливо тряхнул листком, поморщился, будто держал в руке что-то гадкое.
Через несколько дней контрразведчик — усталый подполковник с печальным лицом, которому до пенсии дослужить оставался лишь год, пришел к Папугину с тощей дермантиновой папочкой красного цвета и, пошаркав ногами у порога, — вытирал башмаки о невидимую тряпку, неистребимая крестьянская привычка, которую каленым железом не выжечь, — положил папочку комбригу на стол.
Тот недоуменно приподнял брови:
— Что это?
— Мои соображения по части того, кто это сделал, — подполковник выразительно потянул носом: в воздухе продолжало сильно пахнуть горелым. — Соображения основаны на оперативных данных.
— А оперативные данные — на стуке-бряке обычных советских граждан?
— Обижаете, товарищ капитан первого ранга, советских граждан больше нету. Есть свободные граждане демократической России.