– Наверно, кто-то решил по звонку, что ее сбила машина.
– Ладно, езжайте. Маслаченко, иди к себе, узнай: можно ли общаться с Кульковой? Если – да, иди к ней. Возьми с собой лейтенанта Михайлову. Или… Галя, что у нас с музыкой? – Полимеев переполнился к концу совещания необычайной распорядительной энергии, как бы внутренне разгоревшись.
Михайлова улыбнулась довольно хитро и пожала плечиком.
– В «Салоне аргентинских танцев» срочно требуется аккордеонист, – сказала она. – Я знаю от своего знакомого по егорьевскому музучилищу.
– От кого?
– От ударника Белкина. Учились вместе.
– Ты разве музыкальное училище закончила?
– Я закончила музыкальную школу по классу баяна. И еще три курса училища в Егорьевске… Я подмосковная девушка была, – кокетливо произнесла Галя. – А потом ушла в милицию.
– А почему? – поднял брови с веселым видом майор. – Нет, ты скажи, что за резкая смена профессии?
– Убили и ограбили моего деда Петра Андроновича Михайлова, – лейтенант перестала улыбаться, в ее лице с нежной кожей, бледноголубыми глазами и унылым носиком проявилась неожиданная печальная строгость. – Я очень любила дедушку. Он был учитель литературы и русского языка. Мог бы долго еще учить детей. Я помогала следствию, как умела, всё бросила, работала с операми. Когда убийц выявили, задержали, начальник опергруппы капитан Екумович предложил мне освоить розыскное дело. Я согласилась, пошла учиться. Тем более, что скоро вышла замуж…
– За Екумовича? Ну а потом? То есть, я хочу сказать, как ты… Почему ты сейчас не замужем? – казалось, майор Полимеев, задав этот вопрос, уже пожалел, что стал расспрашивать миловидного лейтенанта в укороченной юбке о личной жизни. Но Михайлова не считала нужным смущаться.
– Мы развелись через год, – подытожила она свою семейную историю. – Екумович оказался плохим мужем. Бабник, жадина, грубиян. Одним словом, ненадежный человек. Я потом узнала: он ушел из милиции, работает в частной охране.
– Хорошо не в киллеры устроился. И такое, к сожалению, бывает. А ты, Галина, значит у нас музыкант?
– Я пока еще неплохо играю на баяне. И на аккордеоне.
– Так то ж замечательно! – воскликнул сияющий, будто выигравший внезапный приз, Маслаченко. – Почему никогда не признавалась, что ты у нас виртоуз… Или виртуоз?
– Ну, до виртуоза мне далеко. По возможности, баян стараюсь не забывать. Сижу иногда, пилю, если есть время.
– Аккордеон. Меня интересует аккордеон, – сказал майор, хищно прищурившись и сделав вертикальную морщину над переносицей. – У меня складывается удачный план. Галя, тебе придется срочно поступить в салон танцев… Аргентины… Или – как его?