Погода на дворе установилась хмуроватая, прохладная. Определенно чувствовалось приближение осени. По этому поводу Морхинин был в пиджаке и осенних брюках. В общем, получился приличный серый костюм. Давнишний плащ он перекинул через руку.
Зал был полутемный. Свободных мест много. Морхинин сразу сел. Рядом с ним стул тоже оказался не занят. В конце зала озаренная большим светильником стояла у микрофона Кристина Баблинская в закрытом до шеи платье. Она заканчивала читать стихотворение томным хрипловатым голосом. Поэтесса выглядела повзрослевшей и строгой, заметно изменилась за последние годы. Лицо ее казалось сильно загорелым, а волосы, распущенные по плечам, золотились темным каштаном. «По-новому выкрасилась?» – удивленно подумал Валерьян.
Слушая Баблинскую, Морхинин поражался навязчивой зауми и показной распущенности модных стихотворительниц. Простительно для молоденьких дурочек с задранными носами и безнадежными, в сущности, амбициями. Но Баблинской аплодировала группка «актуальных» поэтов. Кто-то из них выступил и сказал, что это совсем не порнографические стихи, а проникновение в скрытые и подавленные желания большинства людей, особенно темпераментных женщин.
Затем поэт Вапликанов осудил эти неуемные пристрастия отечественных поэтесс, тогда как в России происходят трагические и необратимые изменения. И процитировал отрывок из патриотической баллады поэтессы Марины Стукиной, которую боялись публиковать даже официально разрешенные оппозиционные журналы.
Послышались раздраженные выкрики. Двое мужчин из разных концов зала стали продвигаться навстречу друг другу с воинственным видом. «Неужели мордобой будет?» – заподозрил Морхинин.
Баблинская подняла руку и попросила разрешения прочитать еще одно стихотворение. «Давай, Христя, раздевайся дальше!» – крикнул озорной голос. Смуглое лицо Баблинской стало от злости еще темнее. Она кашлянула и сказала сердито:
– Вы не хотите, чтобы я читала. Но я буду читать назло всем.
– Надеюсь, вы найдете другую тему, – вежливо предположил Вапликанов.
Кристина опять подняла руку, будто римская статуя или девушка из гитлерюгенда, и начала, сомкнув грозно соболиные брови. Морхинин прислушался. Зал постепенно затих.
Ночь глуха. Нисходит прана
Спектром волн от бездн миров,
Омывая непрестанно
Семь космических основ.
И опять Луна туманна —
Давний спутник бледных снов;
На нее взирая странно,
Пишет Русь месяцеслов.
Ей созвездья напророчут
Неосознанных грехов,
Потрясений набормочут
В тайном сборище волхвов.
Жизнь людская безотрадна
От рожденья до гробов…
Длится ночь. Нисходит прана