Нежный такой. Тепло дыхания. Прикосновения. Перетекает что-то из губ в губы, неимоверно вкусное. Еще слаще сна моего…
— Ты зачем свет потушил? — прервала поцелуй Анечка.
— Спать захотелось.
— Организм загасился, — говорит она непонятное. — Ну и что снилось?
— Солнце, море…
— Как тебе в ночь возвращаться?
— Ты рядом, чего бояться?
С моей вынужденной парковки стащила меня девчонка за пару минут.
Сразу вспомнил, куда и что перестегивать, даже Аня удивилась: мол, не специально ли ты, паренек, комедию разыгрывал?
Съехали в обнимочку. Дыхание Анино ухо щекочет, и поцеловать ее еще раз хочется. Внизу Петр и Лысый таращатся: мол, чего так долго?
Аня им по-быстрому что-то специальное рассказала. Серега головой покивал и вьючиться давай.
Пока я на себя груз наваливал, взгляды почуял. Несколько. Поинтересовался у Петра: может, эффект какой шахтный? Оказывается, здесь у каждого свое. Решил я расслабиться и постараться внимания этого постороннего не замечать. «Дальше видно будет», — думаю, и почему-то Козлякин мне вспомнился. Козлякин и оппоненты мои красноярские, что в Канске обосновались. Гоню их от себя, а они не уходят никак. Пыхтят в спину.
«Нет, не шахты это на меня действуют, — думаю. — Не иначе, следит за нами Вова».
Петру сомнения высказал. Тот отмахнулся: мол, ничего страшного, просто по одному не ходим.
Работы у нас минимум: ставим лагерь. Ночуем. Находим сероводородный штрек. Берем то, что обнаружим, и отчаливаем. Пешим ходом или по веревкам, он пока не решил. После видно будет.
Палатки поставили быстро. Пожрали. Петр двери старой насосной, где мы обосновались, на проволоку завязал и арматуры кусок изнутри к створке поставил. Если потянет кто, сразу брякнет — разбудит. Спать наметили шесть часов. Потом на поиски.
Море во сне больше не появилось. Прятался я теперь от красноярской братвы по темным щелям и все время старался не сорваться в поток подземный, который невидимо где-то внизу шумел. Когда проснулся от тычка Петра, сразу сообразил, где я. Полез из мешка.
Морду тру, а напарник мой офицерскую сумку свою открывает и план тащит.
— Налево пойдешь, — говорит, — коня потеряешь, прямо пойдешь…
— Не зови беду, — отвечаю. — Чую, в кармане клад.
Он на меня как на идиота глянул, палец к губам приложил и вверх показывает.
Понял я, что велит он мне лишнего не болтать.
— Здесь хоть и вентиляции нет, — шепчет, — но «слово не воробей» — выражение как раз для этих мест. Смотри, вот мы, — и карандашом в план отцовский тычет. — От нас до места всего метров двести, а потом еще пяток вниз и налево десять. Я этот спуск знаю, там даже лестница одна живая должна быть. В свое время сам ее туда перетащил.