- Да что ж я так-то утрудила... Вот дай бог вам здоровьица, выручили. А то б потемну тас-кать. Все сама и сама: воды наноси, дров наруби, корову напои, подои, а тут малый куксится, за юбку хватает. А ей - бай дюже: подавай модную шапку. Дак под шапку надо голову, а головы-то и нету. Нету, нету головы у дуры. Сироту вон набегала, намахорила.
Всего доносить старуха не дала, осталось еще с треть, но она замахала руками, даже стала отнимать носилки.
- Будя, будя! Нечева бога гневить. Остальное сама доскребу. Пойдемте, пойдемте, перекуси-те. Да вот беда, выпить нету, была поллитровка, Петьке за жом отдала. Пятнадцать целковых, да еще бутылку с приятелем вылопал, ханурик. Кабы знать, дак не дала.
- Ничего не надо,- отмахнулся Фомич.- Мы и так нынче веселые. Дак и еще предстоит...
- А то посидите, я сичас, магазея еще торгует, у продавщицы взаймы перехвачу покамест.
- Некогда, Марья, некогда! - Фомич опять напялил рюкзак.- На автобус надо.
- Ой, лихо! Да как же так, не по-людски, не угостёмши пойдете,причитала она, стесняясь, стыдясь глядеть на Федора Андреевича, пугавшего ее и кожаным пальто, и белыми бурками, и всем своим не по ее двору видом.Мы-то с тобой, Степан Фомич, как-нибудь и потом раздолжа-емся, а вот человек что скажет.
- Это мой старинный друг,- горделиво заверил Фомич,- вместе на одном заводе работали. Еще когда ты невестой бегала. Так что...
Федор Андреевич сосредоточенно соскребал палочкой приставший жом с рукава.
- Давние, стало быть, дружки,- умилилась старуха.- Ну дак когда будете опять, заходьте вместе без сумления, яишанку, або переночевать. Летом, дак и яблоки...
Федор Андреевич взглянул на неопрятную старуху, почему-то подумал о малом, который хватает ее за юбку, и заторопил:
- Пойдем, пойдем...
- Да что ж так-то... Погодите...- Бабка шмыгнула в сени и вынесла ковш желтых, румяно поджаренных тыквенных семечек.
- На дорожку. Хоть этова...
Уже отойдя, Фомич обернулся:
- А что, Марья, машинка еще шьет, бегает?
- Ой, парень, бегает! Дай бог тебе здоровья. Как ты ее тади наладил, с того дня ни разу не ломалася. Швыдко ходит!
...Поперек шоссе, пустынно убегавшего в сумерки, текучей мережей струилась поземка. Она опутала, затенетала и лес, и деревню, и поля по правую сторону, и, казалось, не было ничего во всем свете, кроме этой вот промерзлой придорожной будки, уже набитой по углам и под лавками первой наметью.
Сидеть под навесом, задуваемым ветром, было холодно и неприютно, и оба укрылись за подветренной стеной, откуда виделась дорога.
Шло начало шестого, и скоро стало ясно, что автобус или уже прошел, или поломался и не придет вовсе.