Толстая железная труба, туго спеленутая изоляцией, сверху обложенная еще досками, крепко закрученными проволокой, смирно и неподвижно лежала на левом берегу реки, похожая издали на огромную, прямо вытянутую гусеницу. Вдоль нее выстроились цыплячьего цвета трубоукладчики. Рассекая реку поперек, слегка парила ровная, широкая прорубь, и тянулись, провисая в воду, толстые, черные тросы, зацепленные другими концами за лебедку, установленную на берегу правом.
Широко расставив ноги, прижав ко рту красный мегафон, Пережогин еще раз глянул с вышки и, напрягаясь, возбужденно слыша, как его голос, прорезаясь сквозь подвывания ветра и гул моторов, катится над округой, закричал:
– Внимание! Всем приготовиться! Еще раз повторяю – по взмаху флажка! Начинаем!
Все, что было внизу, зависело сейчас от него, Пережогина, от его приказа. И он ощутил привычную радость, без которой уже не мог жить, радость властвования людьми, техникой, землей – все это подчинялось только ему одному, стоящему на вышке с флажком в руках. Передал указание по рации на правый берег и выпрямился. Скинул с головы лохматую шапку, рукавом полушубка судорожно вытер лоб. Ветер трепал и раскидывал черную бороду. Темные фигурки людей замерли, трубоукладчики дружно плюнули дымками и стали прибавлять обороты. Пережогин медленно поднял красный флажок, задержал его, чтобы все увидели, и резко, словно рубил невидимого противника саблей, кинул его вниз. Пошли!
Трубоукладчики взревели, перегнулись на правый бок от непосильной тяжести, оторвали трубу от земли и медленно поползли вперед, подвигая ее ближе к реке. Вздыбился гудящий вал. Широкие, блестящие гусеницы тяжело перекатывались, сдирали снег и перемешивали его с желтым песком. Тросы, протянутые на другой берег к лебедке, натягивались до дрожи, казалось, что они вот-вот зазвенят. Оголовок трубы вполз в воду, скрылся под ней, и передний трубоукладчик, дойдя до кромки берега, отцепился от нее и отвалил в сторону. Тросы натянулись сильнее. Труба все дальше уходила под воду и уже там, под водой, скребла брюхом заранее вырытую в речном дне траншею.
Пронзительный, лопающийся звук просек гул моторов. Один трос лопнул, его концы вскинулись вверх и вбок. Люди, что суетились по краям проруби и на правом берегу, попадали, словно их подшибло. Белый снег испятнали темные бугорки. Если оторванный трос зацепит человека, он легко раскроит его на две половинки. Но концы троса упали в безлюдном месте. Никого не задело. Теперь надо спускать в прорубь водолазов, менять трос и начинать все сначала. Пережогин рубанул рукой воздух и заорал по рации, подавая команду на лебедку: дава-ай-й! Он орал так, словно хотел подтолкнуть трубу криком. Труба двигалась. И вот, расталкивая воду, сгребая снег с песком, выползла на пологий, заранее срытый берег и замерла.