– Где? Как то место называется?
Никифор не ответил. Трофим посмотрел на Клима. Клим помолчал и спросил:
– Это у Мотьки, что ли?
Никифор, поморщившись, ответил:
– У неё.
Клим покачал головой и сказал:
– И не робел!
Никифор усмехнулся и ответил:
– От этого ещё слаще!
– Ну и дальше что? – спросил Трофим.
– Послали человека к Мотьке. А она сказала: нет, он к ней не приходил.
Трофим спросил:
– Крест ей давали целовать?
– Ей? – переспросил Никифор. – Крест? – и тихо засмеялся.
Трофим посмотрел на Клима. Клим спросил:
– А сами вы его искали хоть?
– А как же! – ответил Никифор. – Мы по дороге от нас к Мотьке все углы обнюхали, ощупали. И ничего нигде!
Клим подумал и сказал:
– Ладно, тогда сами сходим. И к Мотьке тоже. Но я те места плохо знаю. Дай нам кого-нибудь, чтоб указал, как к ней пройти.
– Сами найдёте, не бояре, – сердито ответил Никифор. – Да и чего там искать? Сперва до Мастерской палаты, это просто, после налево вниз по лесенке, к тем мастерицам, к их жилью, и там спросить, чтобы позвали Мотьку. Мои тоже дальше не совались, а через мастериц её позвали, и она к ним вышла. Пьяная! Под глазами черно! Нет, говорит, Марьяна не видала. И не знавала, говорит, никакого Марьяна никогда вовек! Какой ещё Марьян? И в крик! И голосить! Чуть унялась.
И Никифор широко перекрестился. Клим хмыкнул и сказал:
– Не видела! Плохо спрашивали, вот что.
– Иди и спроси лучше, умник!
– И спрошу! Трофим, айда!
И они, не попрощавшись, вышли от Никифора. Отошли немного от двери, и Трофим, не сдержавшись, спросил:
– А Мотька, это кто такая?
– Царева зазноба, вот кто! – нехотя ответил Клим. – Не приведи Господь!
И замолчал. Трофим тоже ни о чём не говорил. Шёл, вспоминал про Мотьку. Правда, ничего он толком про неё не знал, а так, иногда только слышал урывками, как кто-нибудь поминал про одну бабу, которая как будто бы царя околдовала. Трофим всегда думал, что это брехня и не обращал на те слова никакого внимания, а вот поди ж ты!..
И тут Клим опять заговорил:
– Вот ещё и этот Марьян, нам тоже очень подходящий. Ты смекай! Можно сказать, что это он из той двери выскакивал. И что! И он не отопрётся! Он же пропал. Где, спросят, пропал? А так вот прямо и сказать: к Мотьке пошёл и пропал. А они про Мотьку, ох, не любят! Даже Зюзин. А Мотьку, хоть она и ведьма, можно упросить, мастерицы с ней дружны, а ты мастерицам глянулся.
– Когда это?! – с удивлением спросил Трофим.
– А когда карлу ловил! А они тебя всем скопом лапали.
– Так то разве были мастерицы? То уродки!
– Уродки и есть мастерицы, – сказал Клим. – Или ты думал, что их тут держат для забав? Для забав у нас других найдут: румяных и толстых. А для белошвейных дел, для златошвейных только уродки и годятся. У уродок к красоте больше чутья, чем у кого, и в мастерицы только уродок и берут. Я был у них однажды в Мастерской палате. Красотища! Иной рушник в триста рублей цены, всей мастерской его работают. Три года! А после – бац! – придут и заберут, и поднесут татарину, татарин свезёт в Крым, там ханша его…