— За вечную память! — шепнул Александр Иваныч. — Великий погиб человек! — Он тяжело поднялся, и Холмин, хватая за рукав, не смог его удержать. — Дорогие гости! — Голос Александра Иваныча обрел официальность, как на торжественном заседании. — Предлагаю выпить за память товарища Королева, известного народу строителя космических кораблей.
— За Королева! За космонавтов!
Холмин с облегчением заметил, что никто не отнесся к тосту, как к родственному, но никто и не засомневался, отчего бы вдруг в Лунине произносить тосты за космос… За академика Королева, за Сергея Павловича, меченного русской простотой. Может, было что-то пошехонское в нем самом, в его судьбе, во всей его жизни, мало кому в своё время известной и всё же прорвавшейся в нехитрую деревенскую печаль, что не уберегли, в печаль со слезой и с поминанием за праздничным столом. И чем ещё более славным может пожаловать мужик своего народного героя, как не гибелью от вражеской руки? Каждая легенда начинается не с начала, а с достойного конца. А что такое легенда, если её исследовать с научной точностью?.. Легенда — это всегда метод познания личности. Легенда — формула, шифр, адресованный потомкам.
Боль всё сильнее охватывала виски. Холмин жалел, что не швырнул прошлой ночью в сонную Почеболку бутыль с заморским ромом. Булькнула бы и села на дно, в тихий ил, классической мягкой посадкой: самое занятие для нечистой силы — попивать ром, элегантно и современно.
Он уж собрался напролом вырваться из-за стола, как вдруг прояснилось, что носатый старик, обезвредивший свой аппендицит медом и постом, и есть егерь из соседней деревни, за которым успел сходить Саша. Старик тонко проявил себя расспросами, какие ружья и другие припасы привез Холмин. Первосортную охоту он брался организовать дней через пять, но Холмин, рассчитывавший через пять дней подъезжать к Москве, склонял старика к охоте не целиком первосортной, а какая выйдет. Он не спеша наводил старика на самостоятельное решение: завтра же попросить у бригадира лошадь с подводой, чтобы доехать до Камчатки, но егерь, внутренне уже согласный, для солидности не поддавался.
Их дипломатические переговоры на свой лад истолковал хозяин дома. Ему отчего-то померещилось, что егерь торопит ехать, а Холмин никак не может решиться. И Александр Иваныч с ещё большей снисходительностью потрепал московского гостя по плечу:
— Да вы не беспокойтесь. Ничего тут без вас не приключится. Кругом все свои. Всё будет в порядке — беру на себя. Дело знакомое — сами знаете, где я служил, — и он со значением подморгнул, что, мол, никому, кроме них двоих, разговор опять-таки непонятен.