– Вы что здесь делаете? – моментально вспылил Лев Семенович, и Гордеев с Гаевым тут же смолкли, позабыв о споре. – Ваше время истекло, удалите себя из помещения, будьте так любезны.
– Лев Семенович, ну нельзя же так… – покашлял Юрек Андреевич.
– Это меня не волнует, – более спокойно ответил Горбовский, обратив голову к Пшежню, и посмотрел на запястье. – Пятнадцать минут, как ее не должно быть здесь. Я хочу спокойно поработать.
– Чем Марина Леонидовна мешает тебе, Лев?
Горбовский поморщился. Марина поняла, что самое время действительно уйти.
– Ладно, извините меня, – сказала она, привставая. – Я опоздала на чуть-чуть, я и задержалась на чуть-чуть. Уже ухожу, – Марина старалась придать своему голосу спокойствие и уравновешенность, но он дрожал от обиды.
– Я провожу Вас, Марина Леонидовна, – вызвался Гордеев.
Когда они вышли из секции и отправились на первый этаж, чтобы сдать спецодежду и обувь и расписаться на вахте, он заговорил:
– Не стоит принимать его агрессию близко к сердцу, Марина Леонидовна. Уверяю Вас, не стоит. Я же вижу – на Вас лица нет.
– Александр Данилович, я… просто не понимаю, чем заслужила. Все так прекрасно, кроме…
– Не в Вас тут дело, поверьте мне, – особенно печальным тоном произнес Гордеев.
Марина тут же поняла – он знает. Он и, возможно, Гаев тоже, они в курсе, почему Горбовский такой. Но не скажут. По крайней мере, так скоро. Да, она произвела на них впечатление, но они знают ее несколько часов, а Горбовский – их товарищ, коллега, они давно знакомы.
– Хотелось бы мне знать, в чем, – вздохнула Марина, понимая, что не получит прямого ответа, но, может быт, Гордеев даст ей наводку, пищу для размышления.
Они шли рядом, специально замедляя шаг. Одному хотелось высказаться, другой – послушать. Гордеев смотрел в пол и думал. Спицына ждала.
– Он хороший человек, – вымолвил, наконец, ученый, с таким удивленным видом, будто его насильно вырвали из беседы с самим собой. – Хороший, – повторил он, – и очень умный. Не расстраивайтесь, первый блин комом. Завтра будет не так тяжело.
– Надеюсь на это. До завтра, Александр Данилович.
– До завтра. Не опаздывайте, не давайте ему повода, – предупредил Гордеев и пошел обратно.
Марина сдала халат и обувь на вахту, расписалась в журнале. Пока у нее не было собственного шкафчика, но обещали, что скоро выделят. Скоро в России – понятие растяжимое, да и мелочи все это. Однако, как Гордеев задумался, опечалился. Переживает, видимо, что Лев Семенович ее не принимает. И вряд ли примет. Марина решила, что позже, когда между ней и Гордеевым установятся более доверительные отношения, обязательно все у него выведает. Все возможное. Вероятно, имеется нечто, должное объяснять поведение Горбовского. Но, черт возьми! Что бы с ним ни случилось, это его не оправдывает! Ведь люди вокруг него не виноваты! Почему они должны страдать?