Экипаж машины боевой (Кердан) - страница 234

А через пару дней, вернувшись с работы, Тамара не без скрытого ликования заявила:

– Ну, что я говорила: кобель этот твой Блинов!

– С чего это ты взяла? – неуверенно спросил Лёня, припомнив поведение капитана Славы Блинова в «Большом Урале».

– А вот с чего! Он встретил меня сегодня у школы и предложил… предложил стать его любовницей.

У Лёни даже дыхание в зобу спёрло.

– А ты? – впился он глазами в жену.

Тамара, гордо уперев руки в бока, отчеканила:

– А я сказала, что мой муж ему морду набьёт!

Лёня вскинулся:

– А я и набью!

– А вот и набей! – поддержала жена.

Лёня пошёл к Славе Блинову бить морду.

По дороге он представлял, как с порога врежет капитану по скуле, как пошлёт его куда подальше, а лучше – вызовет на дуэль… Нет, не вызовет, а просто пойдёт в наряд, дежурным по батальону, получит табельный пистолет и влепит одну за другой все девять пуль прямо в сердце начальника отдела культуры и быта… «Тоже мне нашёлся благодетель…» – подогревал себя Лёня.

Но разговор с капитаном Славой Блиновым получился совсем иным – без рукоприкладства и ругани.

– Я для тебя же старался, – спокойно объяснил Слава Блинов. – Мужику, а особенно поэту, надо знать, с кем он живёт! А то ведь как у Пушкина может получиться…

– Ну да, – поскрёб затылок Лёня. – Я уж хотел вас на дуэль вызывать…

– Вот! Я жене твой предложил. А там, даст или не даст – её дело… Зато ты всю правду о жене сразу узнал… А на дуэли я и убить бы тебя мог… Ясно?

Домой Лёня брёл понурый и опустошённый. Что теперь скажет он Тамаре? Морду Славе Блинову не набил и, выходит, честь жены не защитил. Она ни за что не простит проявленную мягкотелость.

Так думал Леня. И ещё он почему-то чувствовал, что теперь Слава Блинов не будет его публиковать.

– Может, ну их, стихи, бросить к такой-то матери? – говорил он себе и тут же возражал: – Или всё же не бросить, а писать? Написать, например, то же стихотворение к юбилею вождя и нагло принести в газету. И пусть попробует не опубликовать! Но тогда жена не простит за проявленную мягкотелость! А может, ну их, стихи? А пойти в наряд, взять «макарова» да пристрелить подлеца Блинова? Но ведь тогда посадят… И капитаном не стать, не говоря уже об академии… Ну и хрен с ней, с академией, а подлеца Блинова застрелить!

И опять в голове вертелось одно и то же: написать стихи к юбилею вождя и принести в газету, но тогда не простит жена… бросить стихи и застрелить Блинова, но тогда сесть в тюрьму, не быть капитаном, в академию не поступить…

– Нет, застрелю!.. – наконец сказал он и шёл с этой мыслью до самого дома.