«Везунчик» срезал полицаев снизу вверх из-под арки моста. Двое из них скатилось по глинистому овражку до самой мутной воды Салгира, загаженной заводской окраиной. Остальные, сколько их там было, задрали над изрешеченными мешками руки и загорланили: «Гитлер капут!»
Видимо, мысль о поражении Германии оказалась заразительной.
Отряд партизан, состоявший преимущественно из русских и украинцев, отнесся к «соотечественникам» с должной любезностью. На пинках и тычках они долетели до обозной части, где дядя Мартын демонстративно отложил обрез и взял предателей под прицел «Дегтярёва» с задка щегольской брички, показывая готовность безотлагательно пустить гадов в расход.
Партизаны вступили на мост. Заскрипели колеса, застучали копыта, забурчал трофейный (хотя и свой по праву рождения) полуторный «Уралзис». И тут ещё одно странное и подозрительное зрелище открылось их глазам, заставив разом отворотить половину стволов в его сторону, но…
То ли досмотрели передовые, то ли как-то слишком уж странным показалось Беседину движение немецкой трехтонки, но по колонне зашелестело мятой депешей: «Не стрелять!»
Стрелять и впрямь было бы опрометчиво. Особенно для крепкого низкорослого мужичка в краснофлотской тельняшке и в бескозырке поверх залихватского чуба (где только её раздобыть успел?), стоящего на широкой подножке расхожего немецкого «опель-блица»
В моряке, попеременно орущем то отряду, то в закруглённое оконце, за которое он держался прожаренными на давнишнем одесском солнцепеке сильными руками, все скоро узнали своего – Малахова. Узнали особенно потому, что и туда и сюда он орал исключительно матерно-уголовной бранью, нелестно отзываясь как о матери невидимого водителя, так и обо всех совокупно матерях членов отряда, включая кобылиц их меринов…
Призывая, надо думать, водителя рулить, куда сказано, а отряд, напротив, стоять и уж тем более не стрелять.
Когда, тяжело скрипнув и неловко мотнув сайгачьей мордой к перилам, грузовик наконец остановился перед головой колонны и Арсений Малахов соскочил с подножки, многое прояснилось.
Оказывается, за рулем был мертвенно-бледный немецкий вахмистр и его энтузиазм «рулить» поддерживался отнюдь не только матюгами Малахова, но и убедительной Ф-1 в его кулаке, которым он то и дело совал в бледную физиономию немца. По той же причине ничего не предпринимали ещё два фрица, стоявшие в кузове за самой кабиной во весь рост (так, чтобы видел – пояснил потом Арсений), и вид у них был ничем не краше водительского.
Малахов был сейчас натуральным воплощением «полосатых дьяволов», хорошо известных фашистам по севастопольским контратакам…