Дело шло к ночи, уже практически смерклось, и всем, кому повезло ночевать под белыми куполами, снились спокойные сны, не прерываемые ни холодом, ни жаром припалённой одежды, ни командами дежурного «повернулись!» – чтоб согревались и мёрзли другие бока, соответственно.
Утром на основную базу пришел, сменившись с дальнего секрета, Сергей Хачариди со своими верными пацанами, Володькой и Айдером, и заорал, едва глянув на Ковригинскую «красоту»:
– Вы что, совсем охренели? – и, бросив прямо на траву свою «шкоду», на ходу выхватывая тесак, бросился рубить сосновые ветки и забрасывать их на белый шёлк.
Володя и Айдер, не ожидая команды, стали делать то же.
Через пять минут недоумённых выкриков и всё более уверенной командирской матерщины палатки маскировали уже два десятка человек, и справились бы за считанные минуты.
Но этих самых считанных минут военная судьба им и не отпустила.
По самой кромке облаков и явно вне досягаемости ружейного и пулемётного огня проплыла, подвывая французскими моторами, ненавистная двухбалочная «рама» – самолёт-разведчик, совсем не случайно прозванный самими немцами «Небесный глаз».
Разведчик не изменил курс и не снизил скорость, даже отказал себе в удовольствии прочесать неподвижную и беззащитную цель из своих МГ-51, но все знали: не позже чем через пару-тройку минут глазастый фриц передаст на свой аэродром точные, безукоризненно точные координаты доселе неуловимого партизанского лагеря. А там заработает отлаженная военная машина: через полчаса налетят бомбардировщики, через пару часов будут усилены все заслоны и выставлены новые, перекрывая все известные дороги и тропы, загудят тяжёлые грузовики и бронетранспортеры, доставляя к месту развертывания – в двух километрах от лагеря, где просёлок от Сары-таша окончательно превращается в тропу – первые роты карателей.
И вот первый этап наступил, с «опозданием» всего на двенадцать минут от предполагаемого: тройка «Хейнкелей-111» прочесала лесистую седловину вдоль и поперёк, высыпав по десятку-другому мелких осколочных бомб на спешно эвакуированный лагерь.
Бомбовозы летали низко и, в общем-то, не слишком быстро, так что явно было видно, как втыкаются в широкие плоскости, длинные моторные гондолы и вроде даже в остекление кабин разноцветные трассы, но, наверное, калибр у партизанских «ручников» для такой мишени оказался мелковат.
Бомбовозы спокойно ушли, но эффект от партизанского «зенитного огня» все-таки был: не прошло и получаса, как из облака с истерическим воем вывалился «мессер» и люто, к счастью, почти вслепую, просёк из пушки и пулемётов изъязвленную свежими воронками седловину и окрестный лес. Крутился, закладывая виражи то вправо, то влево, и рубил ветки, крошил камни и людей, пока не расстрелял весь боезапас, а потом свечой ушёл в небо и скрылся в облаках.