Застываю на месте, так как не понятно совершенно, в какую сторону бежать. Вооруженные, кричащие и стреляющие люди мелкими перебежками, припадая за здания складов, если и вообще можно укрыться за не имеющей угла или поворота стеной, приближаются к нам. С двух сторон.
Криспин прижимает меня спиной к стене и завязанной рукой надавливает на плечо. Точнее, это он хотел на плечо, получилось на голову, рука соскальзывает вместе с заколкой, волосы падают мне на грудь и спину, и я тоже сползаю на корточки. Мог бы и не давить, все равно колени подогнулись.
— Кто это? Кто все эти люди? Они вообще люди? — вопросы рвутся из меня пополам со слезами.
— Люди, — Криспин еще ниже прижимает меня, почти опирается на меня спиной, пахнущей горячим потом, но это его живой запах, и он успокаивает меня.
И вот тут начинается такая жуть, что мои глаза закрываются сами, а я сжимаюсь на голом бетоне, сквозь мокрые ресницы видя только тяжелые, с металлическими пластинами, ботинки Криса. Он, опустившись на одно колено, держит бластер перед собой, но не стреляет:
— Давайте, гады, ближе, — бормочет он. — Давайте, братишки, отгоните их! Продержитесь еще немного.
Кого из них он просит и о чем? Это разные просьбы! С какой стороны те, кто может нам помочь? Или мы просто попали не в то место и в неудачный момент?
Крис выпускает один заряд — у него же почти разряжен бластер, значит, все так плохо и только хуже будет. Говорить ему под руку — смысла нет.
— Уточни, где ты, — Кирин голос у него в рации на фоне шипящего свиста выстрелов. — Я здесь, но не могу отыскать вас. Шанс, да веди же ты. И скоординируй челнок!
Она замолкает, не отключая связь, и нам слышно, как она тяжело дышит. И стреляет, стреляет без перерыва.
— Вот вы где, — ее голос звучит эхом, и рядом со мной, и у рации на груди Криспина.
Она, закованная в такой же точно скафандр, в каком приплелся Крис, опускается рядом с Крисом и перебрасывает ему какую-то штуковину, которую он ловит на лету и сует в свой бластер. Вдвоем они ввязываются в перестрелку, причем Кира продвигается вперед, прикрывая нас с Крисом. Зачем я ей? И тут в голове всплывает: они с Крисом называли в разговоре меня Киви! А я наивная, решила, что они про фрукты. И когда поняла, что про меня, то уже было некогда спорить. Киви… Почему не Груша? Ну, у них там принято лепить друг другу нелепые прозвища, и я это знала, волей-неволей общаясь с пилотами. Но я не пилот, я инспектор. И я сижу тут растрепанная среди безумного побоища, без денег и документов, в тех брючках и кофточке, которые на мне были, когда пришел окровавленный Вайпер. И мне за это сунут только командировочные? Или Крис сказал правду, и я нашла, даже не особо стараясь, действительно очень важную информацию? Что, из моего отчета получилась вся эта война?! И еще что-то садится нам на головы за пару сфер отсюда. Нелепая мысль приходит в голову: «Ой, а как же я его инспектировать-то буду в таких условиях?!»