Это закон подлости. Едва все улеглось, вошло в привычный ритм, и можно спокойно поспать — приснилось нечто неудобоваримое.
Заброшенная или притихшая деревня, серо-коричневые деревянные строения, крытые корой, утопают в высокой зелени. И все предзнания, обычные для сна, подсказывают мне. Что это и есть то место, куда мы все так долго стремились. Но лишь за тем, чтобы забрать отсюда красавицу-невесту нашего командира или предводителя. И сколько лет мы скитались по свету и сталкивались с опасностями и несуразностями — я тоже знаю во сне, и наяву знаю, что это мне тоже снилось, но растаяло. А вот финал сна в памяти задержался.
Мы почему-то с ним вдвоем здесь. Тепло, запах зелени. И мертвая тишина. И я с замиранием сердца вхожу, оттянув тяжелую, заедающую дверь. Крошечная избушка. Может, какая караульная будка? Или место, куда сажали тех, с кем не хотели общаться. Темное, холодное помещение поделено надвое. Дальнюю половину занимает лавка или деревянный топчан. И такое же по ширине свободное пространство. Слева от меня узкое, прорубленное в толстых бревнах окошко. Даже голова не пролезет. И сквозь него пробивается свет. Яркий. Чистый. И падает на ближнюю к окну часть лавки. Укрытая до самых плеч, так, что видно только светлое нарядное оплечье княжеского платья, лежит она. И я точно знаю, что именно она. Ее искал тот, которого я вижу идущим к следующему, дальнему строению.
Во сне мысль работает быстрее. Я разом вижу его, крепкого, с обтянутой чистой белой рубахой мускулистой, играющей под полотном спиной. Талия не мальчишки, а закаленного в боях и годах воина. До мельчайших подробностей виден кожаный потертый пояс, простой и надежный нож в истертых коричневых кожаных ножнах с длинными петлями. Окликнуть? Ему же надо сюда, а не тратить время на заброшенные сараи. Здесь же нет опасности, я это чувствую в своем сне.
И тут же взгляд на нее, на княжну. Как же она красива! И сразу мысль: прошло же лет двадцать… или два? Или два месяца, но таких страшных, что и на двадцать лет хватит воспоминаний? Но она не постарела. А он… Он выглядит старше, чем в ускользнувшем отменяя начале сна. И я тоже не юна. И стою, любуясь с облегчением на ее яркие, прорисованные черты лица, нежный румянец, слегка влажные розовые приоткрывающиеся губы. Ловлю ее сонный и любопытный взгляд. В котором нет страха и боли. Может, она меня и должна была узнать. И облегчение затапливает меня: она жива, и она такая чистая и красивая, что не стыдно и показать тому, кто ее искал. Надо только ее предупредить. Или ему в окно крикнуть, пока не отошел далеко.
