— Я ей яд подарил, — Ульв ещё один кусок в рот отправил. Прожевал медленно, тщательно. — Тот, которым она мужа отравила.
Сигрид даже рот открыла от удивления.
— Не может быть! — проговорила тихо, но твёрдо. — Ингунн добрая. Она бы никогда…
Ульв поднял голову. Какое же у него лицо! Не грубое и обветренное, как у викинга, а гладкое, с чёткими чертами, будто тончайшим резцом из камня высеченное. «Как у отца, — вдруг подумала Сигрид, — если тому бороду сбрить».
— Верно, — вот и ей муж улыбнулся. Не так, как Ингунн, но всё равно приятно. — Я сам его убил. Дрянь был, а не человек.
По зелени малахита вдруг золотые прожилки заискрились… такие глаза — как омут. Глядишь в него, сама не замечаешь, как шаг вперёд делаешь, и водой ледяной затягивает… Сигрид решительно головой тряхнула, только косы по сторонам разлетелись.
— Врёшь ты всё. Её мужа волк задрал, я помню. А тебя тут тогда и в помине не было.
Третий кусок Ульв не глядя отрезал — на Сигрид смотрел. Доел, и сказал буднично, совсем как в день свадьбы:
— Жениха своего увидеть хочешь?
* * *
Эрик от зелёных полянок как от пожара шарахается: только кочкам да деревьям доверять можно. И то не всем. А под зелёным ковром багна плещется, лукавая топь за ноги хватает. Плащ бросить пришлось — вытянуть-то за него Болли вытянул, да пополам почти разорвал. Одежда неподъёмной стала от грязи. Волосы в один колтун слиплись. Кое-как глаза от тины протёр…
Викинг тяжело выпрямился и расхохотался. Смех вышел диким, под стать этому месту.
— Зато… зато комары отстали, — Эрик сплюнул набившуюся в рот тину.
Болли настороженно заворчал, начал пятиться, поджав хвост. Хозяин ещё раз протёр глаза и оторопело уставился на то, что потревожило пса: со всех сторон викинга окружили болотные огоньки.
* * *
— К-какого жениха? — Сигрид даже попятилась, а Ульв встал.
— У тебя их что, много? — Он шагнул к Сигрид, и девушка подумала, что рядом с викингом Стейнсон, может, и выглядел карликом, но на неё всё равно сверху вниз смотрит. Или это просто взгляд у него такой — сверху вниз — независимо от роста?
— Рыжий, большой, бестолковый. Глаза синие.
— Эрик! — юная супруга залилась румянцев куда гуще вдовы Ингунн.
— Хорошо, что вспомнила. Так увидеть хочешь? Любишь его ещё?
Сигрид, беспомощно вжавшаяся лопатками в стену, вздёрнула носик и вызывающе взглянула в изумрудные, искрящиеся глаза:
— Люблю! Всегда буду любить, слышишь?!
— Одевайся тогда, — Ульв невозмутимо плащ на плечи накинул, фибулой застегнул. — Там холодно.
* * *
Все знают, как коварны болотные огоньки. Манят, дразнят, запутывают. В самую трясину затягивают, королеве Мэб на потеху.