Жаркий турецкий вечер. Туристы уже не могут больше жрать и тупо глядят на заваленные едой тарелки. Всё-таки шведский стол и «всё включено» – дьявольская выдумка, направленная на уничтожение российской нации.
Андрюха грустно гладит брюхо, обтянутое заляпанной соусом майкой.
– Млять, ведь ехал в отпуск, думал – плавать буду, каждый день железо кидать в тренажерке, похудею… Какой хрен похудею! Уже сто два кило натикало.
Санёк густо рыгает и с отвращением смотрит на четвертую кружку пива.
– Нормально, Дрюша. Мужик только с центнера и начинается. До ста кило – это мальчик, а не мужик. Какое там железо с тренажерами, я на жену залезть не могу, сил нет. Так, с бочка пристроюсь, потыкаюсь – и спать. Пойду, водочки себе начислю.
Санёк колыхается к барной стойке, по пути кося глазёнками на еле прикрытые загорелые прелести соседок по отелю. На его мятых шортах ядовито-жёлтые обезьяны лезут вверх по кислотно-фиолетовым пальмам.
– Слы, брателло, столичной мне налей стопсят.
Смуглый бармен в снежно-белой рубашке с трудом отрывает взгляд от проплывающей мимо блондинки.
– Восим долларов.
– Ты чё, чурка, перегрелся? Олл инклюзив же, ёптыть! Бесплатно давай.
– Чурка не нада, да. Ымпорт нет бесплатно. Только тюрки вотка бесплатно, да. Анисовый. Ах, харашо, да!
Бармен ловко подкидывает высокий стакан, браво стучит толстым дном об стойку, наливает на два пальца. Потом критическим взглядом оценивает габариты Санька, хмыкает и добавляет ещё на ладонь. Так же виртуозно крутит бутылочку с водой и разбавляет один к одному. Водка стремительно мутнеет и становится молочно-белой. Санёк всхлипывает и выкачивает зеньки.
– Ну ты и мудила. Мало того, что водка левая, так ещё воды набухал. Кефир какой-то.
Бармен цокает языком, крутит головой:
– Пробуй пожалста. Вкусный, мяккий, да.
Санёк с отвращением, как дохлую крысу, берёт стакан двумя пальцами, далеко оттопыривая мизинец. Делает маленький глоток, зажмуривается и прислушивается: что там пищевод скажет? Пищевод даёт добро.
– Ничё так. Слушай, муслим, а откуда у вас водка? Вам же аллах не позволяет?
Бармен мелко хихикает.
– Аллах далеко сидит, видно плохо. Глядит и думает: малако пьют. Ай, малацца!
Санек ржёт, колыхая пузом, хлопает турка по плечу и ползёт к столу.
* * *
Цикады надрываются, будто дают последний в жизни концерт. Местные горлинки стонут, как в оргазме. Огромные звезды на тёплом бархате неба подвешены совсем низко.
Кореша медленно бредут вдоль берега, зачерпывая босыми ногами приятно холодный песок. Море даже на берег наползает как-то медленно, волны шипят тихо, словно спросонья.