– Так он вроде голубой, в смысле… Тьфу, заразили! Гей, короче.
– А ей без разницы. Петька вон зашел в машбюро, розетку поменять, так видел, как она, прости Господи, под его песню дрочит. Радио врубила на полную, титьки одной рукой мнёт, а другую в трусы запустила и шерудит там. Петька от расстройства три дня пил. До сих пор как этого Леонтьева услышит, так заикается. Так что она у нас со странностями, в смысле, ёбнутая.
* * *
Марат в рассказ не поверил, но Лиля действительно была с причудами. То молотила, как бешеная, печатая по две нормы документов, то заваливала срочное задание. Вместо заголовка «Детальный план» печатала «Мой ДельтаПлан». Регулярно замирала, уставившись в настенный плакат с Валерием Леонтьевым, пуская струйку слюны из перекошенного, криво нарисованного яркой помадой рта.
А то вдруг срывалась и убегала куда-то посреди рабочего дня, предварительно заклинив дыроколом чудовищное порождение отечественной промышленности – пишущую машинку «Ятрань». (Типа, орудие труда сломалось, поэтому миссия невыполнима). На все вопросы и замечания она отвечала придурковатым хихиканьем и закатыванием поросячьих глазок и боком отходила – терять очередной приказ по заводу.
Кадровик, вздыхая, пояснил кипящему Марату, что уволить сотрудника просто так не выйдет: Кодекс законов о труде не позволяет. Надо раз пять поймать на нарушениях трудовой дисциплины, провести собрание, объявить несколько взысканий в приказе. Да и как профсоюз ещё посмотрит…
Марат решил уже просто придушить машинистку в тёмном уголке, когда Лиля подставилась сама – неделю не приходила на завод.
Счастливый Тагиров нужными бумагами зафиксировал отсутствие марсианки на рабочем месте. Когда Лиля бочком вползла в кабинет, Марат почти её любил.
– Ну-с, что же у нас случилось, милая Лилия Андреевна?
– Марат…э-э… Тимурович. Вы не поверите! Утром пошла я на работу, стою на светофоре. Горит красный почему-то.
Вдруг Лиля завизжала почти ультразвуком:
– Ну почему, почему, почему был светофор зелёный!… Гхм, простите. И тут! Подлетает огромная чё-ё-ёрная машина. Из неё выходят трое, нет, четверо мужчин в чё-ё-ёрной одежде, хватают меня и везут неизвестно куда, в Купчино. Привозят на неизвестную квартиру номер восемь, связывают веревкой и оставляют там. Ничего не говорят, не требуют. А сами в чё-ё-ёрных масках!
– Верёвка тоже чё-ё-ёрная была?
– А как вы догадались?! Да, да!
– И как же вы выкрути… то есть спаслись?
– Именно! Из верёвки я выкрутилась! На шестой день. А дверь-то они закрыть забыли, вот я и убежала.
– Так. Это всё вы должны прямо сейчас изложить на бумаге. Чтобы принять меры.