– Нет, – Клоду не пришлось кривить душой. – Просто помню. Мне кажется отличие любви от воспоминаний в том, что боли не чувствуешь. Память – то, что зажило. А любовь не заживает – рана открывается снова и снова.
– Я напишу стихи на эту тему. Прямо сейчас, пока я не потеряла эту твою точную мысльи.
– Да ты графоманка, Софи! – рассмеялся Клод. И Соня снова положила лист на столик. А Клод вынул Фрэдика из его гнездышка и понес на пеленальный столик в начале салона – менять подгузники, в которые парень едва проснувшись, уже обкакался.
Если б Софья решила сделать это, то поэтическое настроение у нее бы враз пропало. Ну и, к тому же, страстный папаша так соскучился по крохе, пока тот крепко спал, отделенный от их мира флером сновидений.
Клоду очень нравилась поэтическая прозорливость жены. Он уже чуть не с самого начала понял, что именно в ней лежит основа восприятия мира. Одни понимают людей и события через зрительные образы, другие – через музыкальные, а третьи – как Софии – через слова.
Им нужно облечь чувства и мысли в стихи или прозу, чтобы дойти до сути.
И когда он вернулся с рвущимся к маме Фрэдиком к своему посадочному месту, Софья поднялась навстречу своим любимым и решила пройтись по салону – размять ноги и подкидывать ребенка, который счастливо заверещал в ответ на первое же взмывание вверх на маминых руках.
– А как же стихи? Передумала писать?
– Я уже их написала. То есть, написала я песню, с припевом. Когда снова усядемся – переведу тебе суть.
Пока оба супруга повставали со своих мест, их Ангелы через спину, обжигаясь об энергетические крылья друг друга, которые от этого начинали звучать, как неисправный микрофон, читали оставленные прямо на сиденье рукописные строки. И оба побледнели, дойдя до припева.
Любимая, прости меня за то,
Что в твоей жизни все я – и никто.
Что лишь свидетель счастья и потерь –
Не соучастник участи твоей.
Но ты не заживаешь во мне,
Горишь и болишь в глубине,
Как рана
И поздно бежать, что б спасать,
И поздно звонить и писать.
Когда-то давно
Мне казалось, что рано.
За то, что ты моя и не моя
Тебя любил и ненавидел я
И на качелях этих сильных чувств
Боялся я, что сам я разобьюсь
Но – ты не заживаешь во мне
Горишь и болишь в глубине
Как рана
Но поздно просить и спасать,
Но поздно звонить и писать.
Зачем же вообще умирать
Так рано, так рано!
Я виноват и я не виноват
В том, что одной тобою был выпит яд
Ведь потому, что смелый шаг не сделал я
Погибла ты, любимая моя.
Ангел Софьи воззрился на Ангела Клода:
– Что, так и будет? Он чего-то не сделает и Сонечка погибнет?
Оба Ангела тяжело вздохнули.