– Ты хочешь сказать, что… эти милые крохи едят людей? – ужаснулся Кратис.
– Сказал я именно так, видел сам раз не один, – подтвердил Ррааоеуын. – Что же касается тебя, Кратис – Воин Согласия…
– Несчастные грешники, – Ясносвет горестно заплакал, закрыв лицо руками. – Бедные маленькие еретики, лишенные ласкового света истины и мудрости Создателя. Они не ведают, что творят. Не подозревают, на какие муки обрекают себя.
– Не выслушаешь ли ты, почему Воин Согласия есть ты?
– Как дети неразумные суют свои ручонки в огонь без страха обжечься, так и дикари по недомыслию нарушают основополагающие законы Создателя. Но ребенок, единожды получив ожог, образумится на всю жизнь вперед. Дикарям же невдомек, так как некому разъяснить им, какому ущербу сами себя они подвергают, – истово сокрушался Кратис, колотя себя кулаком в грудь.
– Умолкни, добр будь. Речи твои выслушал я, имей же толику терпения обратить ко мне слух свой, – Ррааоеуын так повысил свой и без того громкий голос, что у Кратиса потемнело в глазах и он оборвал свои рыдания.
– Правда такова, что кутси пища моя, и по нраву то мне было. Также правда есть и то, что кутси против положения вещей такого испокон веков своих были, – продолжил крылатый монстр. – Слезами и криками собратьев своих провожали они тех, что я поглощал. И было то законом единственным, не в силах так как были кутси на мой голод ответить еще чем-то, кроме как мясом своим и плачем своим. Однако странное имеет быть случаться всегда и везде, но неожиданно и объяснимо едва ли. Так и кутси племя породило дитя странное и на других кутси непохожее. Не имело дитя то страха перед Ррааоеуыном. Послужило оно мне пищей доброй, но до того успело сотворить нечто, для кутси странное до невозможности. У входа в пещеру кутси углем на скале изобразило дитя то Ррааоеуына поверженного. Рядом же с Ррааоеуыном воин изображен могучий – на голове кубок его, в руке его – хвост Ррааоеуына. Указало дитя кутси на воина и молвило слово – согласие. Сказать должно тут, что до поры той не ведали кутси слова ни единого, жестами обменивались лишь, да кривлялись. Не только я понял смысл начертанного, ясен и кутси стал он – пророчество. Даже пророка гибель усомниться кутси в избавлении от Ррааоеуына грядущем не заставила.
– Пророчество? Стало быть, и к дикарям неразумным Создатель свой лик ласковый поворачивает, – обрадовался Кратис, но тут же смутился. – Впрочем, то могло быть не откровение Создателя, а ересь. Его Святейшество в нашей беседе с ним накануне несостоявшейся казни упоминал, что с пророчествами нужно быть очень аккуратным, дабы не поддаться искушениям ложных истин.