— Ну, если фальшивый, я ему устрою! Вселенная у него, видите ли, расширяется! Так сужу — с овчинку покажется!
— Добрый вечер, Зинаида, — входит Томин в лабораторию. — Вероятно, я вчера выглядел несколько?..
— Искупается результатом, — улыбается Кибрит.
— Да? Чем порадуешь?
— Ну, во-первых, серебро: переплавляли его от силы месяц назад.
— Красиво! «Мадам стройматериалы» получила портсигарчик с пылу с жару!
— Что она предпримет, когда узнает?
— Подождем сообщать, всех распугает… Ну, Зинаида, ты мне сдала очень крупный козырь!
— А про клеймо не желаешь послушать?
— Напиши заключение для следователя. Мне ситуация ясна.
— Не так все просто, как воображаешь. На портсигаре сегодняшнего изготовления стоит подлинное клеймо фирмы. Одно из старых московских.
Томин присвистывает:
— Ни малейших сомнений?
— Ну посуди, можно имитировать изгиб шерстинки, попавшей в заливку клейма? Или расположение крошечных воздушных пузырьков в букве «Ф»?
— Нда… Прелюбопытное разматывается дело!
А у полковника Скопина ход расследования вызывает сомнение.
— Вы не забыли, что ведете дело о краже картин? — замечает он, слушая доклад Зыкова. — Я слышу только о Фаберже.
— Надеюсь кружным путем прийти все-таки куда нужно. Если по дороге обнаруживаешь еще одно преступление, трудно закрыть глаза, товарищ полковник.
— Закрывать не надо, но держите в уме и главную цель.
— Уперся я в Цветкова и застрял. Хотя уверен, что он замешан, тем более что имел неприятности по линии фарцовки.
— Давно?
— Давно. Но контакты с иностранцами могли остаться.
— Томин видел наконец у Боборыкиных пресловутый лондонский фолиант? Краденый он или нет?
— Пока не выяснено, товарищ полковник. Томину обещали портсигар. При продаже, он думает, покажут книгу, и тогда он убедится.
— Ну хорошо. Я прервал вас на повести об исторических изысканиях. Продолжайте.
— Мы нырнули на шестьдесят лет назад. Удалось восстановить некоторые судьбы и разузнать кое-что про клейма. Одно, например, похоронено. В буквальном смысле — по желанию мастера было положено с ним в гроб. Еще одно сгинуло: в той семье война всех подобрала, а дом в сорок втором сгорел от зажигательной бомбы. Но повезло: нашли! — Зыков торжественно опускает ладонь на папку с делом.
— Что или кого?
— Дочку мастера, который перед революцией практически возглавлял московское отделение фирмы. Старушка говорит: цело клеймо. Отцова, говорит, память, разве я выкину? Начала искать, все перерыла — нету. Спрашиваем, когда она его последний раз видела. Говорит, давно. Тогда спрашиваем, не интересовался ли кто вещами после отца? Кому она их показывала? Раньше, говорит, жил по соседству хороший человек, понимающий, вот он интересовался. А теперь вовсе не с кем стало про старину поговорить. Мы намекаем: не он ли, мол, «того»? Старушка руками машет: «Что вы, редкий был человек». А звали того человека, товарищ полковник, Боборыкин Анатолий Кузьмич!