– Не иначе как провокация, – сказал капрал. – С какой печали им капитулировать, если они зажали нас на пятачке?
– Действительно, непонятно, – сказал Антонин.
– Самая беззастенчивая провокация, – согласился Глушанин. – Я доверяю только тем фашистам, которые или в земле лежат, или у нас в плену сидят.
Посланец сказал, что и депутаты Чешского национального совета не слишком доверяют Туссену. Тем не менее, переговоры продолжаются.
– Нет, они правильно делают, – одобрил Глушанин. – Надо выиграть время. Мы будем делать свое дело.
Во второй половине дня, когда отряд отбивал очередную атаку озверелых эсэсовцев, вернулся боец, сопровождавший пленных. Ссылаясь на верных людей, он сказал:
– Генерал Туссен подписал полную капитуляцию. В шесть часов всему конец. Я торопился…
Он не досказал. Пуля ударила ему в переносицу, и он упал.
– Гады! – крикнул Глушанин.
Пушка из танка дала по немцам два выстрела.
После шести часов небо по-прежнему бороздили бомбовозы. Ухали пушки, без умолку трещали пулеметы и автоматы, рвались бомбы, снаряды, гранаты. Над Прагой стояло зарево. Немцы, точно оголтелые, наседали со всех сторон. Пробираясь по переулкам, просачиваясь меж домами, они кидали гранаты в подвалы, в которых прятались женщины и дети. По всему городу бушевали пожары.
На баррикаде осталось двенадцать человек.
Только к полночи гул боя постепенно стих. Глушанин подсчитал боеприпасы. В среднем оставалось по двадцать патронов на бойца и четыре гранаты.
– Что ж… Будем обороняться пушкой, – сказал Глушанин. – Под Сталинградом потяжелей бывало. Мы, советские люди, привыкли драться в разных условиях, в разной обстановке и всегда одинаково – насмерть. Будем и здесь драться так же, товарищи. Немцы занимали наши позиции под Сталинградом только в тех случаях, когда там не оставалось живых. А если был жив хоть один человек, он продолжал вести бой.
В два ночи по-прежнему стояла тишина. Патриоты дремали, пользуясь затишьем. Не спали только Глушанин, Антонин и старик Гофбауэр. Они сидели на насыпи и вели негромкую беседу.
– Вот уже и девятое мая настало, – сказал Гофбауэр. – Что оно нам принесет?
– Не верю я этому Туссену, – проговорил Глушанин. – Он что-то затеял. Никак я не пойму – зачем ему капитулировать, если сила на его стороне?
– Тоже не понимаю, – согласился Антонин. – Я уже думал – не подперли ли его американцы? Ведь к седьмому мая они были в восьмидесяти километрах от Праги. За двое суток легко одолеть это расстояние.
– Конечно. Может быть, у Туссена не хватает сил, чтобы заслониться от американцев? Вот он и хочет сманеврировать.