Взявшись за дело, Расторгуев вспомнил, что недавно он повстречал на улице хромого Бакланова, который в течение нескольких лет, вплоть до самой войны, был директором ресторана гостиницы. Старого дельца осенила мысль взять Бакланова на работу.
Осторожный Расторгуев сам не хотел решать этого вопроса, а предварительно посоветовался с Чернявским. Заместитель бургомистра, прежде чем дать согласие, учинил проверку и нашел, что человек он вполне подходящий.
Чернявскому доложили, что в двадцатых годах Бакланов крестил в церкви своего сына и за это был исключен из коммунистической партии.
На самом деле ничего подобного не было. Бакланов всю жизнь был беспартийным и никогда не имел детей. Сотрудники управы просто спутали Ивана Тимофеевича с его однофамильцем, действительно исключенным из партии.
Бакланова разыскали и вызвали к Расторгуеву. Произошел короткий деловой разговор.
– В Бога по-прежнему веруешь? – спросил Бакланова набожный Расторгуев.
– А как же? Без Бога ни до порога.
– Правильно, сынок! Я тоже так говорю.
Расторгуев ввел Бакланова в курс дела и, когда тот дал свое согласие, остался очень доволен. Бакланову было поручено спешно отремонтировать зал ресторана, кухню, подсобные помещения, подобрать поваров, официантов, приобрести обстановку.
Они вдвоем посетили гостиницу, осмотрели все помещения. Бакланов сразу же проявил инициативу – предложил оборудовать при ресторане несколько отдельных кабинетиков.
– Они себя полностью оправдают, поверьте моему опыту.
Расторгуеву понравилась коммерческая жилка компаньона. Он сразу выдал Бакланову половину месячного оклада и крупный аванс на необходимые расходы по ремонту.
После этого Бакланов явился к Беляку и доложил ему обо всем подробно. Тогда-то и зародилась мысль заминировать ресторан. Пушкарев, Зарубин и Добрынин одобрили этот план.
Ремонт гостиницы шел полным ходом, так как оккупанты были заинтересованы в нем: в городе не было ни одной действующей гостиницы. А взрывчатки для минирования, как назло, у партизан было мало.
По расчетам Рузметова, чтобы взорвать гостиницу, нужно было заложить не меньше восьмидесяти килограммов взрывчатки, а в отряде ее можно было наскрести всего килограммов десять-пятнадцать.
– Хорошенькое дело, – разводил руками Добрынин. – Восемьдесят килограммов! Да у нас такого количества с начала войны не было. Ты правильно рассчитал или так, на глазок, прикинул? – спрашивал он Рузметова.
– Я беру самое минимальное количество, – отвечал Усман. – А если хотите, чтобы успех был гарантирован, то надо все сто килограммов положить.