Потом они разучивали разговор с почтальоном, с девушкой, с мальчиком, стариком и прохожим.
– Эй, девушка! Поди сюда, – предлагал Сато. – Оставь бояться… Японский солдат наполнен добра.
– Я здесь, господин офицер, – покорно отвечал Тарада, стараясь смягчить свой застуженный голос.
– Смотри на меня, отвечай с честью. Где русский офицер и солдат?.. Они прыгнули сюда парашютом.
– Простите… Радуясь вами, я их не заметил…
– Однако это есть ложь. Не говори так обманно. Этот колодец еще не отравлен солдатами? Слава богу, мы не грабители. Мы тоже немного есть христианцы.
– Покажи язык, – сказал Тарада, когда Сато захлопнул учебник. – Эти упражнения – чертовски опасная штука… Одному солдату из третьего взвода пришлось ампутировать язык…
– Глупости, – сказал Сато недоверчиво.
– Клянусь!.. Бедняга орал на весь госпиталь, – подвижное лицо Тарада приняло грустное выражение. – Бедняга вывихнул язык на четвертом упражнении, – добавил он тихо, – а ведь его еще можно было спасти.
Все еще сомневаясь, Сато осторожно высунул язык.
– Еще, приятель, еще, – посоветовал Тарада серьезно. – Так и есть… Он скрутился, как штопор…
И шутник с размаху ударил Сато в подбородок.
Раздался смех. Жизнь на пароходе была так однообразна, что даже прикушенный язык вызывал общее оживление.
Обезумев от боли, Сато бросился на обидчика с кулаками.
– На место! – крикнул грозно фельдфебель Огава. – Тарада, вы опять?
– Я объяснял ему произношение, – сказал смиренно Тарада.
– Молчать!.. Вы ведете себя, как в борделе…
И он вышел из каюты, чтобы доложить о случившемся господину подпрапорщику.
Язык Сато горел. Чувствуя солоноватый вкус крови, солдат с ненавистью смотрел на маленького развязного человечка, которого он мог сшибить с ног одним ударом кулака.
Всем было известно, что Тарада хвастун и наглец. Он держал себя так, как будто не к нему относилось замечание господина ефрейтора.
– Кстати о языке, – заметил Тарада, едва захлопнулась дверь каюты. – Вы знаете, как в Осаке ловят кошек? Берешь железный крючок номер четыре и самый тухлый рыбий хвост. Потом делаешь насадку и ложишься за дерево. «Мяу-мяу», – говоришь ты какой-нибудь рыжей твари как можно ласковей… «Мияуу», – отвечает она, давясь от жадности. Тут ее и подсекаешь, как камбалу, за язык или за щеку… Котята здесь не годятся. Их кишки слишком слабы для струн самисэна[32]… Хотя за последнее время…
Стукнула дверь. Вошел очень довольный фельдфебель Огава.
– Тарада! Двое суток карцера! – объявил он во всеуслышание.
– Слушаю, – ответил Тарада спокойно. – Сейчас?
– Нет, по прибытии на квартиры. Остальные могут приступить к развлечениям.