Все ликовало в душе командира, когда он шел подземными галереями во главе своего отряда. Настроение его было таким приподнятым, что он, всегда тщательно взвешивающий каждое слово начальника разведки, теперь не очень внимательно слушал шагавшего рядом с ним высокого, худого шаньсийца. А тот, как нарочно, именно сегодня, впервые за долгое знакомство с командиром, оказался необычайно разговорчивым. Когда он говорил, даже нечто похожее на улыбку пробегало по его темному, обычно такому хмурому, рябому лицу.
– Ровно десять лет назад, – говорил шаньсиец, – неподалеку отсюда, в моей родной Шаньси, я вот так же шел в полной темноте впереди маленького отряда. Это было мое первое сражение с врагами, и оно едва не стало и последним. Тогда я получил пулю в спину от своих…
Только тут командир бросил на рассказчика удивленный взгляд и мимоходом переспросил:
– Извините, я не ослышался – от своих?
– Да. Это была моя вина: я побежал вперед, в сторону врага, раньше времени, и меня приняли за изменника…
– Зачем же вы побежали? – все так же невнимательно спросил командир.
– Должен вам сознаться, что тогда я не меньше, чем о победе, думал о тех, кто остался на мельнице…
– На мельнице?
Командир споткнулся о камень в подземном ходе и успел уже забыть о своем вопросе, когда начальник разведки сказал:
– Я говорю о мельнице, на которой работал. Там остались моя жена и маленький цветок моей жизни – дочь… Она умела только лепетать: «Мяу-мяу».
– Маленький цветок… – машинально повторил за ним командир и тут же спросил о том, чем были заняты его мысли: – Как вы думаете, что могло случиться с Цзинь Фын?
– Война есть война, – ответил начальник разведки и, направив свет фонаря на новое препятствие, предупредил: – Пожалуйста, не споткнитесь.
– Вы заговорили о вашей девочке, и я невольно вспомнил нашу маленькую Цзинь Фын.
– Она была отличная связная.
– Я не хочу вашего «была»! – несколько раздраженно произнес командир. – Я надеюсь…
– Война есть война… – повторил начальник разведки.
– Но война не мешает же вам помнить о вашем маленьком цветке.
– О, теперь мой цветок уже совсем не такой маленький – ему одиннадцать лет!
– Вот видите, вы же о нем думаете!
– Да, но только думаю. За десять лет я видел мою дочь всего один раз – когда мы проходили через мою родную провинцию. Там она живет и учится в школе для детей воинов… Если бы вы знали, какая она стала большая и ученая! Гораздо более ученая, чем старый мельник, ее отец. – Он подумал и заключил: – Если война продлится еще года два, она тоже станет «дьяволенком»[7] и, может быть, будет связной в таком же отряде, как наш.